Джокер в пустой колоде

Каретников открыл не сразу. Калошина удивил его вид – тот был в темных очках, но сразу же, не дожидаясь вопросов, объяснил этот факт неумелым использованием сварочного аппарата при проведении какого-то опыта. В доме, действительно, стоял специфический запах. Каретников же, чтобы не было сомнений, на несколько секунд снял очки, открыв воспаленные красные глаза. Калошин выказал сочувствие, не особо испытывая таковое. По приглашению хозяина расположились, как и в прошлый раз, на веранде у стола. Скатерть была та же, так же трепетали крахмальные занавески, но все-таки чего-то не хватало. Прямая спина хозяина дома, сидевшего напротив Калошина, выдавала его напряженность. Майор достал из планшета журнал и положил его на стол, внимательно наблюдая за реакцией Каретникова, жалея только, что не увидит глаз, закрытых темными очками. В этот момент Калошин подумал даже, что эта деталь была частью декорации в каком-то разыгрываемом перед ним спектакле, задуманном заранее.

– Вы можете перевести для нас одну статью? – при этом он открыл заложенную страницу журнала, но близко к Каретникову его не придвинул. Внешне ничего вроде бы не произошло, но майор почувствовал, что воздух осязаемо наэлектризовался. Повисла пауза. Каретников, протянул было руку к журналу, но тут же убрал её и, немного помолчав, сказал твердым голосом:

– Я могу лишь прочесть некоторые слова. К сожалению, талантами к языкам не обладаю. В этом я вам не помощник. Простите, – и даже облегченно вздохнул, как после удачно исполненного опасного номера.

Калошин пожал плечами и, молча, убрал журнал обратно. Потом вдруг, будто что-то вспомнив, достал его и, держа за один уголок, потряс им:

– А человек на фотографии вам не знаком?

– Там же какой-то немец! Откуда же мне знать его? – теперь Каретников явно перешел в наступление.

– Но это доктор физико-математических наук, насколько нам известно. Разве в ваших кругах не принято знакомиться с трудами зарубежных ученых? Обмениваться опытом?

– Представьте, мне ученых и своих хватает. За коллег я не отвечаю. Этого человека, повторяю, вижу впервые. У вас ко мне есть еще вопросы? – теперь голос звенел, как натянутая струна. Но Калошин сохранял спокойствие, которое заметно выводило Каретникова из себя.

– Скажите, а почему вы скрыли факт наличия у вас машины? – майор специально говорил протокольными фразами, чтобы дать понять хозяину дома, что разговор серьезный, и ответы должны быть предельно правдивыми.

Каретников вдруг засмущался, и, немного волнуясь, произнес:

– Да, я признаю сей факт, с моей стороны это было неразумно. Я ведь понимал, что рано или поздно все выйдет наружу. Но, поверьте, в этом нет ничего преступного. Машину эту подарил моей жене ее отец. Мне просто некомфортно ею пользоваться. Кроме того, я так и не научился вождению, а вот жена моя овладела этой техникой в совершенстве, и сын с дочкой пользуются машиной. Меня вполне устраивают поездки на электричке – во время пути я могу думать о своей работе, не отвлекаясь на дорогу. Это не так обременительно, как кажется. – Он, сделав небольшую паузу, будто ожидая вопроса, спросил сам: – Вы вполне удовлетворены моим ответом?

– Вы так спрашиваете, будто примеряете его на меня. Мне, просто, нужна правда, вот и все.

– Я ответил вам так, как есть.

– Ну, что ж, прекрасно. – Калошин вынул из пепельницы папиросу, повертел ее в пальцах, но закурить не решился. – Все-таки, что же явилось яблоком раздора между вами и Полежаевым?

– Я ведь вам уже объяснял: он предложил мне… – начал Каретников, но майор резко оборвал его:

– Перестаньте, Степан Михайлович! Вы же не думаете, что мы вот так сразу и приняли ваши слова за правду? У вас обоих есть друзья, коллеги. Так вот, ни один из них не поверил в то, что Полежаев способен на нечистоплотные поступки. Тогда кто же из вас, что и кому, предложил? – Калошину было некомфортно от того, что он совершенно не видел взгляда собеседника: ему почему-то казалось, что тот смотрит на него с ненавистью, но он продолжал вести беседу в жестком русле, пытаясь не дать Каретникову уходить от прямых ответов.

– Я не могу вам ответить на этот вопрос. – И опять перешел в наступление: – Вы понимаете, что здесь замешана женщина! Я не могу, не могу говорить об этом!

Калошин промолчал, только внимательно посмотрел на темные стекла очков. Каретников засуетился, встал со стула и начал расхаживать по веранде.

– Я понимаю, что вы мне не верите! Хорошо, пусть будет так! Я спрошу у нее согласия, и, если она позволит назвать её имя, я сделаю это с удовольствием. Вы согласны? – он подошел вплотную к Калошину и, положив руку на спинку стула, наклонившись, приблизил очки к его лицу и прошипел: – Я не трогал вашего Полежаева, не трогал! Я таракана убить не могу! – в его голосе звенела истерика.

Калошин спокойно отодвинул Каретникова тыльной стороной ладони и сказал: