– Успокойтесь! Если мне надо будет обвинить вас в чем-то, я принесу постановление от прокурора. Сейчас я беседую с вами. – Он вынул из планшета фотографии Шаргина, Берсенева и настоящего Шнайдера и стопкой подал их ему. Сделал Калошин так намеренно. И теперь внимательно наблюдал, как Каретников перебирает снимки: первые два быстро убрал друг за друга, задержался он только на фотографии Шнайдера – ясно, что его он не знал, но ответил, однако, что видит впервые всех троих. Хитрости Калошина он не уловил. А тот вынул ещё одну фотографию – «Лорда» – Вагнера. Каретников замешкался. Было заметно, что он раздумывает над ответом, и злится на себя за то, что не может быстро сообразить, как правильно поступить – снимок в журнале и тот, что подал Калошин, с первого взгляда как будто отличались друг от друга. И при любом ответе можно было попасться на лжи.
– Вроде бы на кого-то похож… – нарочито неуверенно произнес он и вздохнул облегченно, решив, что выбрал правильную тактику.
– На кого? – быстро спросил Калошин, принимая игру противника.
– По-моему, на человека в журнале… – так же, будто в раздумье произнес Каретников.
– Но вы же даже не взглянули на него. Как же вы с вашими воспаленными глазами смогли так быстро установить сходство? Или вы все-таки знаете этого человека? – в упор посмотрел на него Калошин.
Каретников взвился:
– Вы опять меня в чем-то подозреваете? Вы! Вы не имеете права!
– Отчего же? Подозревать – это как раз мое право. Это – моя работа, и, поверьте, делаю я её очень хорошо! – Калошин встал. – Проводите меня. Да, советую вам пока никуда не отлучаться. Думаю, что скоро это все закончится.
– И вы оставите меня в покое? – с затаенной надеждой спросил Каретников.
– Ну, разумеется! – насмешливо ответил майор и направился к воротам, не дожидаясь, когда хозяин последует за ним. Уже закрывая калитку, он краем глаза увидел, как хозяин вынул носовой платок, вызвав в его мозгу очередную вспышку неясных воспоминаний.
Стоя на дороге, Калошин опять мучительно пытался вытянуть нечто из глубин своего подсознания, что пыталось выплыть наружу, и все время ускользало. Он чувствовал, что это воспоминание очень важно для него, но чем больше напрягал память, тем дальше отступали картинки, исчезая одна за другой.
Глава 27
Городецкий появился в отделении сразу же после возвращения Калошина. Он живо взялся за перевод статьи. По его возбужденному бормотанию можно было понять, что эта статья крайне заинтересовала его.
Дубовик и Калошин в сторонке у окна обсуждали результат беседы с Каретниковым.
– Ты уверен, Геннадий Евсеевич, что узнал он всех?
– Уверен! Конечно, как всегда, остается доля скепсиса, но от этого моя уверенность в его виновности не уменьшается.
– Может быть, он всего лишь такой же исполнитель чужой воли? – Дубовик покрутил пальцами возле виска. – Какой-то он верченый, порой даже неадекватный. Так и хочется глянуть, нет ли у него дырки в голове. – Калошин невесело улыбнулся на эти слова. – На чем же нам его поймать, а? Нечего, нечего ему предъявлять. Дождемся, что белорусские ребята накопают.
– Товарищи офицеры! – обратился к ним Городецкий. – Позвольте вашего внимания.
Калошин и Дубовик резво подошли к столу, за которым сидел эксперт.