Джозеф Антон. Мемуары

Он начал писать. Печальный город, самый печальный город на свете, и до того велика была его печаль, что он даже название свое позабыл. Он тоже утратил свое имя. Он знал, каково было этому городу. “Наконец-то!” – написал он в дневнике в начале октября, а через несколько дней – “Первая глава окончена!” Написав страниц тридцать – сорок, он дал их Зафару, чтобы проверить, на правильном ли он пути. “Спасибо, – сказал Зафар. – Мне понравилось, папа”. Но бешеного восторга в голосе сына не слышалось. “Правда? – переспросил он. – Ты уверен?” – “Да, – сказал Зафар и, помолчав, добавил: – Хотя кому-то может стать скучно” –

“Скучно?!”Это был крик боли, и Зафар постарался ее смягчить. “Нет, папа, я-то, конечно, все прочту. Я только говорю, что кому-то может…” –

“Почему скучно? – не отступал он. – Что именно заставляет скучать?” – “Понимаешь, – сказал Зафар, – тут ничего не скачет”. Это было точнейшее критическое замечание. Он понял его мгновенно. “Не скачет? – сказал он. – Это я сумею поправить. Дай-ка мне все обратно”. И он чуть ли не выхватил машинописные страницы из рук озабоченного сына, а потом принялся его успокаивать: нет, он не обиделся, наоборот, это очень-очень полезно, это, может быть, лучший редакторский совет за всю его жизнь. Через несколько недель он дал Зафару переписанные начальные главы. “Ну как теперь?” – спросил он. “Теперь отлично”, – сияя, ответил мальчик.

Герберт Рид (1893–1968) был английский художественный критик – пропагандист работ Генри Мура, Бена Николсона и Барбары Хепуорт, – автор стихов о Первой мировой войне, экзистенциалист и анархист. Много лет в Институте современного искусства на лондонском Мэлле читалась ежегодная мемориальная лекция в память Рида. Осенью 1989 года ПСИ прислал в агентство Гиллона письмо с вопросом, не согласится ли Салман Рушди стать лектором 1990 года.

Почта шла к нему непростым путем. Полиция забирала ее из агентства и издательства, проверяла на взрывчатку и вскрывала. Хотя его постоянно заверяли, что почта доставляется ему полностью, сравнительно малое число оскорбительных писем наводило на мысль, что какая-то фильтрация все же происходит. В Скотленд-Ярде опасались за его психику – выдержит ли он давление, не тронется ли умом совсем – и, без сомнения, сочли за лучшее избавить его от словесных атак правоверных. Письмо из ИСИ прошло через заградительную сеть, и он ответил согласием. Он мгновенно решил, что напишет об иконоборчестве, о том, что в открытом обществе никакие идеи и верования не могут быть ограждены от всевозможных интеллектуальных атак – философских, сатирических, глубоких, поверхностных, веселых, непочтительных, остроумных. Вся необходимая свобода состоит в том, что само пространство, где ведется разговор, должно быть защищено. Свобода – в дискуссии как таковой, а не в том или ином ее исходе, свобода – в праве разругаться, бросая вызов даже самым заветным верованиям других; свободное общество – царство завихрений, а не безмятежности. Базар противоборствующих воззрений – вот место, где звучит голос свободы. Эти мысли затем вылились в лекцию-эссе “Ничего святого?”, и эта лекция, когда о ней было объявлено, стала причиной его первой серьезной конфронтации с

британской полицией. Человек-невидимка попытался снова стать видимым, и Скотленд-Ярду это не понравилось.

Уважаемый мистер Шаббир Ахтар!