Джузеппе Гарибальди

Таким образом, Гарибальди вновь возвращается к своим методам ведения войны и составляет, как он уже делал это в Италии, план действий герильи, партизанской войны, приспособленной к его силам и местности.

В долине Соны пруссаки готовятся к бою. У них более сорока тысяч человек под командованием генерала Вердера.

Гарибальди может противопоставить им только свои разношерстные подразделения.

Гарибальди, его сыновьям и Бордоне, начальнику штаба, предстоит вести в бой «вольных стрелков Роны», отряды из Атласа и Орана, «польских разведчиков», «нантских медведей», «вольных стрелков смерти», «франко-испанскую роту», «парижских дозорных», «марсельский батальон равенства», «французскую восточную герилью».

Как требовать от этих солдат, чаще всего импровизированных, дисциплины и согласованности действий? Они никогда не встречались прежде, пока не оказались рядом на линии огня. Иногда они будут хорошо драться, но смогут и разбежаться.

Грабители? Пьянчуги? Некоторые из них — да. Но все же на них клевещут. В глазах генерального штаба они всего лишь сброд, который терпят, но презирают и считают опасным. Фрейсине, военный министр, сталкивается с тем, что многие офицеры уклоняются от назначения в эту «армию». 15 декабря он напишет Гамбетте: «Большинство мобилизованных, к которым я обращаюсь, категорически отказываются присоединиться к генералу».

Некоторые высшие военные чины, как, например генерал Мишель, которому поручена защита Безансона, идут еще дальше. Мишель телеграфирует в Тур, чтобы отчитаться о своем посещении Гарибальди, и уточняет: «Я был бы вам очень признателен, если бы вы не слишком обращали внимания на его просьбы о подкреплении, так как его положение не требует применения значительных сил. Он не в состоянии организовать серьезную атаку, и в случае возникновения опасности для него целесообразней или отойти в тыл, или опереться на меня».

Гарибальди ощущает настороженную сдержанность правительственных и военных кругов.

Он не получил ни оружия, ни необходимого снаряжения. Вместо полноценных ружей ему прислали «обычную старую рухлядь», напомнившую то оружие, которое ему выделяли в Италии. Что касается солдат, это были новобранцы, которым предстояло столкнуться с «бесстрастной решимостью гордых победителей Седана». Определение, употребленное Гарибальди, говорит об уважении, которое он питает к пруссакам. Он знает, что для того, чтобы иметь возможность противостоять этой победоносной армии, ему придется расплачиваться собой, быть со своими солдатами в первом ряду.

Он знает, что у него хватит силы повести их за собой и справиться с ними, если вдруг возникнет паника.

Гарибальди умеет руководить людьми и докажет это еще раз во время войны 1870 года. Но все стало труднее. Враг опасен, действует умело и стремительно. Патриотизм французов гасится нерешительностью командования; что касается граждан, пришедших сражаться вместе с ним, они не внушают доверия, у них слабый командный состав.

И сам Гарибальди всего лишь больной старик, который тащится в повозке под осенним дождем с одного конца фронта на другой.

Он не скрывает своего состояния здоровья. Да и как бы он мог это сделать, когда иногда по утрам он не может встать без посторонней помощи? И тогда, после того как ему помогли одеться, его приходится нести в повозку на руках. Он проявляет подлинный стоицизм и никогда не жалуется. Но это молчание и выражение лица, искаженного болью, выдают его страдания.

Приходится ехать под дождем или снегом по узким обледеневшим тропам, подниматься на плато, по которым гуляет пронизывающий ветер — норд-ост, углубляться в ущелья, в которых висит туман, все покрывающий изморозью. Когда повозка не может пройти, Гарибальди приказывает отнести его на руках к стрелкам, сидящим в засаде всего в нескольких метрах от противника.

По своему обыкновению, он проявляет редкое мужество. Для него командовать — это самому подавать пример.

И он побеждает свою боль.

Один из свидетелей, лейтенант Чезаре Арольди из Мантуи, постоянно находящийся при Гарибальди, описывает эту голгофу:

«Я сопровождаю каждый день генерала во время его инспекционных или разведывательных поездок в повозке. Генерал очень страдает от ревматизма. Его относят в машину на руках; и хотя он не произносит ни слова жалобы, видно, что страдает он ужасно. Адамо Феррарис, наш врач, майор, ухаживает за ним с сыновней нежностью; каждое утро заворачивает его в простыни, смоченные в ледяной воде, затем, через четверть часа, снова укладывает его в постель». После этой процедуры ему становится легче.

Морозы, очень жестокие зимой 1870 года, усиливают его страдания.

Недоброжелательно настроенные очевидцы не упускают случая воспользоваться ситуацией. Что может сделать такой генерал-инвалид, когда командующему необходимо еще и ездить верхом вместе с войсками? Можно ли доверять генералу, который отправляется на поле боя в повозке огородника и генеральный штаб которого похож на госпитальную палату?