Джузеппе Гарибальди

Краткий визит Эсперанцы фон Шварц. Она настояла на том, чтобы ей доверили Аниту, дочь Баттистины Равелло (жительницы Ниццы). Она убедила Гарибальди, что девочку нельзя оставить у этой грубой необразованной женщины. Ей необходимо дать образование.

Гарибальди уступил, так же как и Баттистина, и вырывавшуюся девочку силой посадили на пароход, чтобы отвезти в Швейцарию, в один из пансионов для девушек из лучших семей. Позднее она вернется совершенно другой, и Гарибальди не узнает в этом манерном создании ту своевольную девчушку, которую он когда-то учил на Капрера ходить босиком.

Опять — разочарование. Как будто жизнь, когда остался позади определенный рубеж, обернулась своей темной стороной, и каждое событие, каковы бы ни были вызвавшие его намерения, приносило только отрицательные результаты.

Так проходила на острове старость Гарибальди, после того как ему минуло шестьдесят, и по словам всех, кто видел его в то время, годы старили его с удвоенной силой.

В его жизни уже бывали периоды подобной изоляции — правда, он был тогда моложе. И История всегда неожиданно предлагала ему выход, снова бросала его в схватку, понуждала к действию, сталкивала с новыми людьми. И жизнь снова обретала смысл. Но с 1867-го по 1870 год казалось, что на политической шахматной доске не было больше места для этого «безумца» или, вернее, этого «коня», которым в партии мог быть Гарибальди, перепрыгивавший с одного места на другое, опрокидывая все правила.

В Италии политика была в руках короля. Она погрязла в проблемах бюджетного равновесия: дефицит достигал более 60 %. Налоги взимались мошеннически: расплачивались самые обездоленные, с трудом избегая конфискации имущества и ареста. Одновременно росло число скандалов, обнаруживалась коррупция в отдельных секторах государства.

И ради этого сражался Гарибальди? «Новое Итальянское государство, — повторял он, — было населено «грабителями», «хищниками», питающимися «кровью народа». Но что было делать? Гарибальди был не тем человеком, который мог бы создать подлинную политическую оппозицию, соответствующую обстоятельствам.

Его делом была народная борьба за объединение страны. Но что он мог? В Риме царствует Пий IX, обретший благодаря поддержке Франции еще большую власть. 8 декабря 1869-го в Ватикане открылся Вселенский церковный собор, цель которого — признание непогрешимости папы. Сколько бы Гарибальди ни изобличал безумие абсолютной власти, которой пользуется папа, его голос не слышен.

Однако ужесточение политики, проводимой папой, осложнило отношения с французскими католиками и, следовательно, с правительством империи. Париж больше не может держать свои войска в Риме у папы, непогрешимость которого во Франции не признается. Но на это, естественно, потребуется время, и завоевание Рима Италией пойдет по другому, «извилистому» пути дипломатии, который всегда был чужд Гарибальди.

Догмат о папской непогрешимости был принят путем голосования 18 июля 1870 года. Кто мог предвидеть, что на другой же день, 19 июля, Франция объявит войну Пруссии, попавшись в ловушку, приготовленную Бисмарком Наполеону III?

Со своего острова Гарибальди со страстным вниманием следит за развитием конфликта.

Он восхищается пруссаками, любит французов, но ненавидит Наполеона III, изменившего своей клятве. События развиваются с такой скоростью, что их ход предвидеть невозможно, и у Гарибальди нет возможности принять в них участие. Он изолирован. Король и его правительство проводят свою политику, не теряя времени.

После того как французский экспедиционный корпус был отозван из Рима, чтобы сражаться на Рейне, и особенно после Седанского поражения, когда в Париже 4 сентября была провозглашена Республика, ничто больше не мешало итальянцам войти в Рим. Наполеон III не более чем низложенный государь, к тому же попавший в плен.

Папа лишил Виктора Эммануила II возможности какого бы то ни было компромиссного решения. Он заявил, что окажет вооруженное сопротивление вводу войск генерала Кадорна. 20 сентября 1870 года произошел короткий бой. Итальянская артиллерия пробила брешь в стене Порта Пия. Над куполом собора Святого Петра был поднят белый флаг. Наконец-то Рим присоединен к итальянскому королевству.

2 октября плебисцит ста тридцатью тремя тысячами шестисот восьмидесятые одним голосом (тысяча пятьсот семь против из ста шестидесяти семи тысяч пятисот сорока восьми зарегистрированных) подтвердил желание жителей Рима войти в состав Италии.

Но все это уже без участия Гарибальди.

Он, сражавшийся у стен Рима, он, чьей жене, Аните, эти сражения стоили жизни, непричастен к этой победе, в которой, правда, нечем гордиться. Тем не менее с итальянской стороны было сорок девять убитых, с папской — девятнадцать; пролитая кровь придала этой пародии боя необходимую реальность: прелату — чтобы отныне считаться пленником в Риме, королю — чтобы утверждать, что он свою столицу завоевал.