Гарибальди с горечью воспринял эту смехотворную инсценировку. Ни он, ни Мадзини не вошли в Рим, отныне итальянский; в свое время они сделали все, что могли, может быть, неудачно, чтобы вырвать его из-под власти папы.
Мадзини даже в течение нескольких дней находился под арестом, а затем был лишен права выезда из Флоренции. Что касается Гарибальди, итальянский флот снова блокировал Капрера. Ненужная предосторожность: он ничего не собирается предпринимать, чтобы попасть в Рим.
Но то, как пал Рим, то, как Гарибальди отстранили от участия в этом последнем завершающем этапе объединения Италии, свидетельствуют о том, что его историческая роль завершена. У монархии уже нет нужды привлекать его к участию в своей игре.
Пусть себе сидит на своем острове, как музейный экспонат.
Но не для всех он конченый человек, которому остались только домашние заботы.
Слава его жива в общественном мнении Европы, в сердцах многих людей, прежде всего республиканцев. Он стал символом, легендой, ему приписывают возможности, которых у него нет или больше нет. Его воображают великим полководцем, способным выиграть самое безнадежное сражение. В представлении народа он — антипод королей, императоров и их генералов, своего рода «анти-Наполеон».
Поэтому, когда во Франции после падения империи республиканцы, создавая повсюду комитеты общественного спасения, решили активизировать «Союз национальной обороны» и таким образом изменить характер войны, они, естественно, обратились к герою, спасителю — Гарибальди.
Старые соратники, участники похода «Тысячи» — среди них Бордоне, который был вместе с ним в Сицилии, члены Лионского комитета общественного спасения 15 сентября обратились к нему с призывом, чтобы Гарибальди стал главнокомандующим всех воинских частей, создающихся и собирающихся в долине Соны и Роны, чтобы преградить прусским войскам путь на Юг.
Гарибальди и в самом деле уже предлагал свои услуги правительству национальной обороны.
Было ли это вызвано желанием быть полезным республике и тем самым послужить человечеству? Он выдвигает именно эту причину, и нет оснований сомневаться в его искренности.
Гарибальди воспринял падение Наполеона III как знак: его враг повержен. Нужно помочь народу, который он предал.
Он пишет в своих «Мемуарах»: «Только в начале октября я узнал, что буду принят во Франции, и генерал Бордоне, которому я этим обязан, приехал за мной на Капрера на пароходе «Город Париж», капитаном которого был Кудрэй; на этом судне я прибыл в Марсель 7 октября».
Позже противники Гарибальди представят инициативу Бордоне как результат его личной заинтересованности.
Вполне возможно, что «генерал Бордоне», сражавшийся в 1859-м и в 1860-м, разыгрывал свою собственную карту, почему бы нет? Он станет начальником генерального штаба Гарибальди. Он, как и Криспи в 1860-м, один из тех людей, которые протягивают руку Гарибалди, чтобы тот им помог перейти мостик, ведущий к власти.
Но у них бы ничего не получилось, если бы не его неземная жажда деятельности.
Действовать, чтобы жить. Действовать во имя красоты и величия жеста. Действовать ради верности убеждениям.
Сойдя с трудом с парохода в Марселе, как человек, скованный ревматизмом, старый Гарибальди торжественно скажет республиканцу Эскиросу, префекту Буш дю Рон: «Я пришел, чтобы отдать Франции то, что от меня осталось. — И добавит: — Франция — родина, которую я люблю, и я был слишком несчастен, когда думал, что республиканцы сражаются без меня… Я горжусь тем, что в конце своей жизни буду служить святому делу Республики».
Но он рискует, так как его приезд радует не всех.
Конечно, республиканцы социалистического толка в восторге. «Гарибальди не принадлежит Италии, он принадлежит всему миру», — пишет последователь Прудона Морель.
А Мишле скажет еще лучше, собрав воедино все мифы, которыми окружено имя Гарибальди, давно превратившие его в символический персонаж: «Я вижу в Европе героя, — пишет историк, — одного единственного, другого я не знаю; вся его жизнь — легенда. Хотя у него есть все основания быть обиженным на Францию, хотя у него отняли Ниццу, хотя в него стреляли в Аспромонте и Ментане, этот человек, только вообразите, решил пожертвовать собой ради Франции. И какая скромность! Он выбрал самый незаметный пост, наименее его достойный».
Народ эго понимал. Марсель встретил его с ликованием, улицы украшены флагами, тысячи людей ждут Гарибальди на причалах старого порта и вдоль всей Ля Каннебьер.
В действительности все гораздо сложнее. Прованс — та область Франции, где Гарибальди, уроженец Ниццы, пользуется самой большой популярностью.
Но Гарибальди не нравится всем умеренным и католикам, всем тем, кто несколько месяцев спустя будет бороться против Парижской Коммуны. В их представлении Гарибальди — враг папы, антихрист.