Джузеппе Гарибальди

Но все это глас вопиющего в пустыне. Он приводит аргументы, но кто его слышит, кроме наименее страдающих слоев населения, тех, кто участвует в голосовании и умеет читать? Остальные погрязли в нищете, в повседневной борьбе за жизнь.

Он говорит, обращаясь ко всем своим парламентским коллегам:

«Когда в осажденной крепости или на задержавшемся в плавании корабле кончаются запасы еды, командование приказывает перейти с полного рациона на половинный или того меньше. В Италии поступают наоборот: чем ближе разорение, тем больше стараются разбазарить уже истощившиеся ресурсы страны. Итак, я предлагаю вам разумно обсудить и принять следующий закон. Пока Италия не справится с финансовой депрессией, в условия которой она несправедливо поставлена, никакая пенсия или пособие, никакое жалованье, выплачиваемое государством, не может превышать пяти тысяч лир в год».

Кто из парламентариев или высокопоставленных чиновников смог бы предложить или принять подобную меру? Не нашлось даже ни одной газеты, которая ее бы одобрила!

Тогда Гарибальди решил пойти еще дальше. Он стал сторонником всеобщего голосования. Он основал лигу демократии (21 апреля 1879 года) «ради национальной независимости, для того чтобы жизнь обездоленных стала менее трудной, ради социальной справедливости, для гарантии свободы», и в «Манифесте итальянцам» (апрель 1879 года) он заявил, что правительство уже в течение двадцати лет отражает интересы меньшинства. Но отныне ему придется иметь дело с «фасцией демократии»[48]. Тогда умеренная пресса обвинила его в экстремизме. Она обвинила его в нападках на монархию и ее институты.

И в очередной раз Гарибальди оказался перед дилеммой: ограничиться словами или перейти к действиям. Прежде он умел выбирать. Но тогда ему приходилось всего лишь порывать со «стратегией» монархии, чтобы ее изобличить и побудить короля действовать. На самом же деле он служил монархии. Теперь же речь шла совершенно о другом. Нужно было резко порвать с режимом, осудить его установления и образ действий, чтобы присоединиться к незначительному меньшинству революционеров, пытающихся найти другие пути. И, кто знает, может быть, развязать гражданскую войну.

Гарибальди всегда старался избегать такой опасности. И ему уже семьдесят два.

Он возвращается на Капрера.

Остров-убежище, остров-тюрьма? Было бы преувеличением говорить, что Гарибальди заключен на Капрера.

Он сам избрал этот остров. И отныне владеет им целиком. Он сам посадил здесь деревья и выстроил дома. Это его королевство, но в то же время — поскольку он знает, что никогда больше не сможет покинуть его ради истинно больших дел, — это пристанище его старости. Здесь у него будут еще радости позднего отцовства, годы тесного общения с Манлио, песни Клелии, но остров еще и приют воспоминаний. Неподалеку виднеется кладбище.

Кроме того, вас неотступно преследуют боль и болезнь, как избежать того, чтобы самый прекрасный пейзаж, самые любимые комнаты не стали казаться совсем другими?

Гарибальди вынужден иногда по многу дней не вставать с постели — невозможно ходить, даже пошевелиться, чтобы не вызвать мучительной боли. Он стоически переносит страдания. Он пишет лежа окончательную редакцию «Мемуаров», но, главное, начинает писать новый роман, «I mille»[49].

В этой книге, которая рассказывает о походе гарибальдийцев в 1860 году, много патетики, борьбы добрых людей со злыми. Чувства просты, сюжет элементарен. «Тысяча» — всего лишь набросок народного романа, но Гарибальди надеется, что эта книга поможет ему избежать нужды, выплатить долги сыновей. Однако сумма, которую он потребовал от издателей — тридцать тысяч лир — показалась им чрезмерной. В конце концов, почитатели в складчину издадут книгу и займутся ее распространением.

Это был успех, хотя дело было не в качестве произведения, а в известности Гарибальди. В короткий срок на книгу подписалось четыре тысячи триста двадцать два человека.

Роман принес Гарибальди одиннадцать тысяч триста шестьдесят лир. Сумма, значительная для автора, но, увы, недостаточная, чтобы удовлетворить все потребности семьи.

Он решается продать яхту, подаренную английскими почитателями. Это дает около восьмидесяти тысяч лир. Целое маленькое состояние. И нужно же было, чтобы Гарибальди, вопреки обыкновению, решил им разумно распорядиться. Он доверил эту сумму одному из своих друзей, ветерану гарибальдийских войн, Антонио Бо. И тот исчез вместе с деньгами.

Горечь, приступы мизантропии снова овладевают Гарибальди по мере того, как растут материальные трудности, с которыми ему предстоит бороться. Имение на Капрера заложено. Но гордость не позволяет Гарибальди жаловаться на судьбу. Его сердят газетные статьи, рассказывающие о его трудностях. 10 ноября 1874 года он пишет одному из своих корреспондентов: