Я лишь несильно потянула его за руку, но он застонал, так что у меня скрутило живот. Из раны, в которой торчала стрела, струилась кровь. Она стекала в болото, где темно-красный образовывал загадочные узоры, смешиваясь с черной, как нефть, грязью, а потом растворялась, капля за каплей, словно трясина поглощала ее.
Ничего не помогало – нужно сначала вытащить стрелу, иначе он не сможет двигать рукой, без этого мне никак не вызволить его из трясины. Извлекать стрелу будет ужасно больно, и от одной мысли об этом мне стало дурно. Сглотнув, я вытащила кинжал.
– Что ты задумала? – слабым голосом спросил Аларик, недоверчиво взглянув на клинок.
– Не спрашивай. – Нужно, чтобы он сжал что-то между зубов, если я не хочу, чтобы его крик привлек внимание всего болота и всех его обитателей. Я торопливо осмотрела себя и решила, что подойдет пояс, на котором я носила кинжал. Дрожащими пальцами я расстегнула его и поднесла к бледным губам Аларика.
– Прикуси.
– Прекрати. – Его взгляд стал совершенно ясным. Он посмотрел куда-то на трясину, а затем мне в глаза. – Ты не обязана это делать, уже слишком поздно. То, что Йеро сказал о болоте…
– Йеро знает не все – не больше, чем ты.
– Я знаю больше, чем ты думаешь.
– А я знаю, что не дам никому умереть.
– Даже мне.
Это был не вопрос – просто удивленное утверждение.
Его тревога передалась и мне. Мысль о том, что у меня ничего не получится и я потеряю его здесь и сейчас, во владениях кошмара, была настолько убийственно болезненной, что у меня сдавило грудь. Да, он причинил мне боль и эта рана все еще была невероятно глубока. Но верил ли он на самом деле, что я буду его за это ненавидеть? Так сильно, что пожелаю ему смерти?
Я ненадолго отложила пояс в сторону. Наклонившись вперед, насколько было возможно, я провела рукой по его щеке. Даже сквозь перчатку я чувствовала, какая у него холодная кожа.
– Именно что тебе. Ты должен бороться, слышишь? Сейчас ты должен бороться!
Мне было все равно, что произошло между нами. Здесь и сейчас это не имело никакого значения.
– Ты меня прощаешь? Скажи, пожалуйста, честно. Это важно для меня.
Моя рука скользнула по его шее, и я прижалась лбом к его лбу. Когда мы соприкоснулись, я ощутила покалывание – знакомое и пугающее одновременно.
– Давно простила.
Мое сердце забилось еще быстрее и громче, когда я осознала, что произнесла эти слова не только потому, что мне нужно было утешить Аларика.
Глубоко внутри распался на части тугой, тесный, сдавливавший мои чувства корсет, и они наконец снова обрели свободу.
Я по-прежнему любила его. Это не отменяло той боли, которую он мне причинил. Не важно, под каким количеством гнева была погребена и сокрыта эта любовь, – с ней ничего не случилось. Она оставалась там и всегда будет там, и не важно, что он сделал или сделает в будущем, не важно, какие решения мы оба будем принимать. Эта любовь была безусловной.
Печальное осознание того, что мы не можем быть вместе, потому что одной любви для этого недостаточно, смешивалось во мне с облегчением от того, что я наконец постигла хаос, царивший в моем сердце. Я любила его. Я простила его. Но доверять ему я не буду больше никогда.
– Лэйра, причина, по которой я тебя тогда предал… Ты должна ее знать. Я этого не хотел, но я… – он запнулся на полуслове, словно трясина внезапно сдавила ему грудь, не давая дышать. Его глаза расширились от ужаса, и он лишь хрипло выдохнул. Казалось, будто он больше не может вдохнуть.
– Аларик? Пожалуйста, ты должен дышать. Не говори, просто дыши, спокойно.
Он прохрипел что-то невнятное. Может, он пострадал еще серьезнее? Нужно немедленно вытащить его из болота!
– Не говори ничего, у нас нет времени!
Огонь полностью уничтожил мост. Отдельные кучки углей еще дымились, но дым уже рассеивался, и вряд ли солдаты просто расстроятся и разойдутся по домам.
– Расскажешь мне все потом, в спокойной обстановке.
Он искривил рот, словно изображая насмешку.
Я решительно ухватилась за стрелу у его плеча. Аларик застонал от боли, но, по крайней мере, он снова дышал, пусть даже быстро и неглубоко. Я сунула пояс ему в зубы и ухватилась за кинжал, не оставляя себе времени передумать.
Стрела была вырезана из необычного дерева, матово-черного, холодного и какого-то… мертвого. Перепачканное кровью острие, торчащее из плеча Аларика, было узким, а на его краях виднелись зазубрины, которые нанесли бы ужасную рану, если попытаться вытащить стрелу с хвоста.
– Тебе повезло, что стрела прошла насквозь.
И еще больше, что она застряла. Потому что перья на другом конце стрелы явно принадлежали скорбному ворону. Очень непримечательная птица, которая обычно прячется от людей. И небезосновательно, потому что, если вырвать у него перья, они начнут постоянно выделять яд, который при попадании в кровь вызывает неотвратимую смерть.
– Я не справлюсь, – задыхаясь, произнес Аларик, несмотря на то, что во рту у него был кожаный ремень.
– Тебе ничего не нужно делать.