Эффект безмолвия

– Ольга Николаевна, я не стану кривить и лукавить, – как обычно без должной дипломатической подготовки начал Алик. – После того, как вы ушли в отпуск, а Пупик слегла в больницу, мы выявили множество желающих отдать деньги за услуги телевидения в руки нашему новому секретарю. Причем все они утверждали, что всегда рассчитывались с вами, под ваше обещание самостоятельно отнести эти деньги в банк.

– Так и было, – басанула Бухрим.

– Я позвонил в банк и попросил проверить, была ли хоть одна платежка от вас на счет телевидения, – продолжил Алик. – Такого не было. Я спросил, а могли ли вы заплатить от другого лица, например, от лица предпринимателя. Мне ответили, что нет, потому что обязательным элементом платежа являются паспортные данные плательщика.

– Вы что, обвиняете меня в воровстве!? – оскорблено вскрикнула Бухрим, внезапно покраснев.

– У меня есть несколько десятков объявлений принятых вами без оплаты через банк. Те, которые вы не успели уничтожить, как я подозреваю, – сказал Алик. – У меня есть диктофонные записи клиентов, свидетельствующие, что они передавали вам деньги за объявления на руки. Например, директор «Прусской ярмарки» уже пожаловался нам на ухудшение обслуживания, поскольку вы ездили к нему и забирали деньги за объявления прямо у него на работе. Он даже запомнил, как вы ему говорили: «мы обязаны ценить каждого клиента, и стараемся, чтобы вы не теряли время в банковских очередях. Мы сами за вас отстоим. Еще и скидку вам сделаем двадцать процентов». Он с нас теперь скидку требует. Я назову наиболее крупных клиентов, с которых вы брали деньги себе. Это директор сети магазинов «Класс» Псевдокимов и заведующая магазином «Хозяйка»…

По мере перечисления отпускной румянец на лице Бухрим превращался в серые пигментные пятна.

– Ваша деятельность компрометирует меня. Я предлагаю вам уволиться самостоятельно, – завершил разговор Алик. – В противном случае, я передам имеющиеся документы в милицию. Есть еще один вариант: вернуть ущерб в кассу телевидения. На раздумье даю неделю.

***

Время всегда проходит быстро, будь то неделя или год. Алику иной раз казалось, что понятия длительности времени и вовсе не существует, когда речь идет о прошлом. Бухрим в течение недели, данной на размышление, проявляла чрезвычайно любезную исполнительность, что Алик расценивал, как ее надежду на прощение, что огорчало его и делало предоставленную отсрочку бессмысленной.

Ровно по прошествии недели, прямо с утра, Алик напомнил секретарше об уговоре, потушив надежду в ее глазах, словно выключил. Напомнил и ушел в администрацию маленького нефтяного города на еженедельное совещание руководителей муниципальных учреждений и организаций или, проще говоря, – планерку, которую в моменты своего присутствия в маленьком нефтяном городе всегда проводил Хамовский.

***

Последняя угроза

«Хорошее убеждение делает из любого грамотного человека бездумного идиота, а когда убежденные мозги собираются в кучку, то начинает плохо пахнуть».

После планерки то ли судьба, то ли воля Хамовского свела Алика с ним на лестничном спуске администрации маленького нефтяного города один на один.

– Что-то вы сильно стараетесь на телевидении и много говорите по моему уголовному делу, – пряча недовольство за приветливой улыбкой, сказал Хамовский.

– Нет, Семен Петрович, – внутренне помрачнел Алик. – Мы передаем только информацию следственного комитета. Своего расследования не ведем. Горилова, кстати, не ответила нам ни на один из трех информационных запросов, касающихся списка лиц, получивших премии, но мы не увеличиваем давление. Молчать по данному делу мы не

можем, поскольку дело публичное, и зритель потеряет к нам всякий интерес.

– Вы что, думаете на вас нельзя уголовное дело повесить? – неожиданно злобно спросил Хамовский.

– С вашими способностями и вашим окружением я не могу исключить никакие варианты, – мягко согласился Алик.

На этом они и расстались.

***

Уход секретарши

«Наказывая своих, можно умножить количество чужих».

На столе в кабинете Алика ждало заявление на увольнение от Бухрим, причем секретарша не стала использовать положенные две недели, а уволилась прямо с текущего числа и забрала трудовую книжку в придачу. Алик вздохнул с облечением.

– Немедленно печатаем приказ об увольнении и сейчас же на подпись, – скомандовал он Зябильник, боясь, что Бухрим может передумать. – Немедленно!

Бухрим действительно вернулась, но через неделю. Вернулась она заплаканная, испитая, перегарная и полная того несчастья, которое наступает, когда, легко бросившись своим счастьем, сиюминутно считая, что такое же можно обрести везде, осознаешь, что такого счастья больше никогда не будет. Алик не испытал к бывшей секретарше никаких чувств, кроме опасения, что она может каким-то образом восстановиться, и поэтому отделался от нее расплывчатой фразой: