Эффект Доплера (СИ)

И уже через секунду, бросив на Джуд последний взгляд, я хватаю оружие и стреляю в оставшихся охранников. Мы остаёмся один на один с отцом. Но я вдруг понимаю, что он является родным лишь по крови. На самом деле, он чужой мне человек. Мы никогда не были семьёй. Джуд была моей семьёй. Всегда.

И останется ею до конца своих дней.

***

Когда возвращаюсь с внушительных размеров бутылью с водой, выливаю её на плед и на всё вокруг, заодно пытаясь потушить камин. Мысли о мёртвой девушке, о пожаре, о её теле, сгоревшем в том чёртовом особняке, отлетают на второй план. На третий. На десятый. Вылетают к чёрту из моей головы. Сейчас я могу потерять всё, что у меня осталось. Нет. Не в этот раз.

Ари уже стоит рядом с сонным братом, который до сих пор не пришёл в себя от шока или от сна, собака забивается в угол и жалобно воет. Я чувствую себя героем, который защищает испуганных котят от огня. Затем мне на помощь приходит наконец-то очухавшийся Нат, который берёт на кухне ковш с водой и выливает её прямо в камин. За минуту мы справляемся. Когда огонь с шипением гаснет на глазах, в комнате становится прохладно, мокро и темно. Мы зажигаем свет и начинаем оценивать размер ущерба, нанесённого нам этим чёртовым огнём. Честно говоря, когда я в детстве пару раз играл в «Симс 2», удивлялся, почему ковер, который лежит у камина, загорается. Неужели от одной лишь искры, случайно попавшей туда? Теперь не удивляюсь.

Ари жутко напугана, Нат пытается вытереть её слёзы.

Малышка, я тоже напуган, поверь. Перед моими глазами сейчас промелькнули все те страхи, которые мучают меня сейчас в кошмарах по ночам.

Я знаю — ребёнок получил двойной шок за сегодняшний день (и ночь) — смерть матери, плюс ко всему прочему — она чуть не сгорела, обёрнутая в плед, как мумия. Я снимаю свою толстовку и надеваю её на плечи Ариэль. В доме жарко, но малышка дрожит не то от страха, не то от холода. Банальную дрожь вследствие шока никто не отменял. Нат шмыгает носом и плюёт в сторону. Смерть матери заставила его постареть лет на пять. А сейчас он и вовсе напоминает худощавого старика, только трости не хватает. Я понимаю, что бросить их означает пустить пулю в лоб. Я должен им помочь.

Мы с другом вытираем пол старой тряпкой. Как ни странно, после пожара дерево не пострадало — я вовремя вылил бутыль с водой на паркет. Пострадал лишь кусок ковра и половина пледа (и наши нервы). Через полчаса мы управились с уборкой. Я подхожу к дрожащей Ари и глажу собаку, которая лежит у неё на ногах. Через секунду я присаживаюсь на диван рядом с ребёнком и спрашиваю:

— Как дела в школе?

— Я пропустила целую неделю.

Я понимаю, что спросил зря, этот вопрос можно добавить к тысяче других, которые не стоит задавать в данный момент.

— Я хочу, чтобы Сэм пришла в гости завтра утром.

Я вспоминаю — завтра суббота. Я ведь тоже пропустил целую неделю. Хотя, кажется, даже больше. Насчет Ната можно не сомневаться — он отличник, в придачу ещё и любимчик многих учителей. Ему и месяц пропустить — не проблема. У меня же всё с точностью наоборот. Разве только родителей теперь к директору не вызовешь — их попросту нет. Я на последнем курсе, Нат на первом, и даже за его заслуги в учёбе и в стремлении к знаниям, ему не позволено вручить диплом раньше на целых два года. Я хочу уехать отсюда, забрать Сэм, Ната и Ари, и сбежать куда подальше.

Постойте, Сэм? Почему я вдруг хочу забрать её с собой?

Начать новую жизнь. Мы все бежим от прошлого, сталкиваясь с не менее ужасным настоящим, и лишь предугадывая, что будет в будущем.

— Она придёт, обязательно.

Я знаю, что врать — нехорошо, особенно ребёнку, потерявшему мать. Я вселяю в Ари надежду, лишь бы она не унывала. Грусть в нашей ситуации нежелательна, но и, к сожалению, необратима. Я хватаюсь за любую возможность хоть на секунду развеселить Ариэль.

Утром нас будит звонок в дверь. Я первым бегу к двери, в надежде, что это… чёрт. Я осознаю ужасную вещь — я жду Сэм, словно она стала мне подругой или кем-то ещё. Нет, это и вправду очень плохо. Нельзя привязываться к людям, надеяться на внезапную встречу или незапланированный поход в гости. Немного помешкав у двери, я всё-же открываю её и вижу на пороге Рэджи.

— Хэй! — он беззаботно улыбается, почесав затылок. Неловким движением руки он хлопает меня по плечу и проходит внутрь. Я не приглашаю его, но он решает, будто имеет право на всё это. А я? Почему решил, будто распоряжаюсь домом Рэджи, открываю дверь, и вообще имею право находиться здесь, чувствуя себя как дома?