Егерь

— Ему — в первую очередь. Возьми это под свой контроль. Полнормы выдавать охотникам и тем разведчикам, которые добудут стоящую информацию о передвижении войск противника. Иначе они будут прятаться по кустам и оврагам, избегая реальной разведки, а после вахты жрать в три горла. Мы же подготовим план прорыва и через неделю предоставим его на рассмотрение совету. Разойдись!

Глава 25

Голод

Ближе к концу третьей недели в себя пришел Саша Репей. Худой, кожа да кости, с темными кругами под глазами, он впервые покинул автодок, когда программа регенерации была полностью завершена. Это событие немного приободрило егерей, я даже несколько раз видел на лице Марии улыбку.

Наши и без того скудные пайки мы отныне делили с Сашей. Ослабленный множественными осколочными ранениями и тяжелой операцией, в ходе он потерял большое количество крови, Саша нуждался в достойном питании. Мария запретила нам с Болотовым говорить об истинных размерах наших пайков, поскольку опасалась, что Саша откажется есть. И мы с Колей до поры до времени молчали. Естественно, Репей раскусил нас уже к середине четвертой недели осады. Во-первых, он обратил внимание, что он, раненый, и Болотов, здоровый, стали слишком уж близки по весу. А во-вторых, чуть окрепнув, Саша смог вставать и ходить мелкими шажками по «Ермаку».

— Предатели! — гневно бросил он нам с Болотовым, когда увидел, как один из приспешников Грижи передает на борт наш суточный рацион, состоявший из двух жменей пшеницы и двух худющих белок.

Нам нечего было ему сказать, и мы виновато потупили взор. Каждый из нас понимал — окажись он на месте Саши, точно отказался бы от любых поблажек. Мария оказалась права — обман был единственным способом привести пилота в относительную норму.

Девушка побеседовала с разобиженным пилотом и надавила на того своим званием и авторитетом:

—…Или ты думаешь, что мне было бы легче содержать тебя-калеку⁈ — гневно отчитывала она пилота. — Или, может, ты собирался проваляться в автодоке до конца войны, пока мы тут жопы рвем? Сопли подбери, старлей, и голову включи. Ты мне как боеспособная единица нужен, а не как говна кусок!

Да, Мария порой бывала очень убедительна. Репей устыдился своего эгоизма и принял как данность нашу маленькую жертву. Правда, хватило его всего на пару дней. Вскоре он начал изображать из себя абсолютно здорового и от усиленного пайка отказался напрочь.

— Ну и черт с тобой! — выругалась Мария и тут же добавила. — Раз здоров, сегодня заступаешь на дежурство. Сменишь Болотова у плазменной турели через час.

— Есть заступить на дежурство! — лихо козырнул Болотов, прикрыв пустую голову ладонью, и, немного пошатываясь, побрел переодеваться в свою форму.

В освободившийся автодок Мария на сутки поместила меня. Голова у меня уже не болела, но на одно ухо я был почти глух. Особого дискомфорта мне это не доставляло, а вот девушку раздражало сильно. Мне приходилось переспрашивать все ее приказы, а ей по нескольку раз их повторять. Памятуя о выволочке, которую получил за свое непослушание Репей, я сопротивляться не стал и безропотно подчинился. На следующее утро слух восстановился полностью. Кажется, даже лучше стало. Я мог различить и шепот, и тихую речь пилотов, находясь в дальнем конце челнока. Слышны были даже звуки далекой перестрелки.

К слову, перестрелок между сотрапезниками и боровчатами стало за последнюю неделю гораздо больше. Усиливающийся в городе голод заставлял охотников и стражей все чаще покидать высокие крепостные стены и охотиться. Дичи в лесах становилось все меньше, и немногим смельчакам, рисковавшим своими жизнями ради пары белок, приходилось уходить в чащу все дальше и дальше. Многие не возвращались. Горожане уже привыкли к регулярной пальбе в лесу. То тут, то там слышалась короткая трескотня винтовок, не всегда означавшая охоту на дичь. Иногда охотились именно на охотников.

Минометные обстрелы прекратились вовсе. То ли Боровский жалел снаряды, то ли не видел особого смысла в дальнейших обстрелах — мол, «и так сдадутся». Наступило относительное затишье, которое все меньше нравилось Марии и все больше радовало мирных жителей. Постепенно город, пребывавший до того момента в страхе перед страшными бомбежками, возвращался к мирной жизни. Горожане, несмотря на рекомендации военных, все больше времени проводили на огородах. Развернутая еще в самом начале осады конфискация съестных припасов, очевидно, не была тотальной. То там, то тут на приусадебных участках мирных сотрапезников появлялись всходы каких-то растений — какую-то часть зерна люди все же утаили и теперь надеялись хоть на мизерный, но все же урожай.