Проблемы государства отразились на торговле. «Банкиры» и люди, имевшие деньги, стали с большой осторожностью относиться к вложению средств в различные предприятия. Некоторые виды ремесла, такие, например, как производство льна, угасали, а беднейшие слои населения Александрии стали испытывать муки голода. Крестьяне, не уверенные в рынке сбыта, перестали отправлять в город продукты питания, и в Александрии начался бы голод, если бы не умелые действия царских советников. Положение спас царский указ, в котором говорилось: «Ни один из номов выше Мемфиса, занимающихся выращиванием пшеницы и бобов, не должны вести дела в Нижней стране или в Фиваиде с помощью обмана. Все продукты должны быть посланы в Александрию, а тот, кто нарушит этот указ, будет предан смерти»[65]
.Таким образом, до того, как восстановится торговля, выполнить совет Херемона было невозможно, и не по годам мудрый Птолемей Авлет решил пойти другим путем. Он стал жаловаться на то, что обряд коронации не проводится, и спрашивать, какое отношение к этому ритуалу имеет Рим. «Разве я не сын Птолемея? Разве не прибыл я в Египет по приглашению его обитателей? Тогда к чему эта задержка?» – спрашивал он у своих советников, а за пределами дворца ходили слухи, в которых точь-в-точь повторялись эти его слова.
Речи царя, не прошедшего ритуал коронации, задели тщеславие александрийцев, и они стали требовать, чтобы обряд был проведен как можно быстрее. Советники подчинились, но поставили единственное условие – коронация должна была проводиться тайно. Они попросили верховного жреца из Мемфиса прибыть в Александрию и провести обряд в столице. Это было отступление от традиции, но Па-шер-эн-Птах, бывший тогда верховным жрецом, не возражал. На данную должность его назначил Птолемей Лафур, и он хотел отдать долг, короновав сына своего покровителя и назвав его «царем Верхнего и Нижнего Египта, Владыкой Обеих Земель, Отцелюбивым и Сестролюбивым богом, новым Осирисом», причем там, где ему скажут. Из-за своей угодливости он ничего не потерял, тем более что в конце ритуала царь назначил его царским пророком и щедро вознаградил за труды, связанные с приездом в Александрию. Подобный способ вложения денег оказался довольно выгодным, так как позднее Па-шер-эн-Птах организовал царю в Мемфисе достойную его встречу.
На берегах реки собрались толпы народа – люди хотели посмотреть на то, как царь вместе со своей сестрой и женой Клеопатрой «плавает вверх и вниз по течению на своем корабле, чтобы посмотреть на окружающее с обеих сторон», а несколько сановников в Мемфисе наблюдали за тем, как верховный жрец «водружает Белую корону на царский лоб». Таким образом Па-шер-эн-Птах решил задобрить своего бога Птаха.
Довольный Авлет продолжил свое путешествие. В укрощенной Фиваиде его встречали столь же гостеприимно. Это было вполне естественно, так как юный Авлет оказался человеком довольно сговорчивым, по крайней мере если кто-то не нарушал его волю или не беспокоил его. Люди встречали бы нового царя менее радушно, если бы знали, что он думает не о благосостоянии своих подданных, а о том, как бы выжать из них как можно больше денег.
Авлет увидел, насколько плодородна египетская почва, и решил, будто в Александрии его обманули. По его мнению, крестьяне вовсе не были задавлены чрезмерными податями; наоборот, они платили слишком мало. Он решил, что его ввели в заблуждение и насчет рудников в Нубии. Возможно, царь лучше разобрался бы в ситуации, если бы отправился в трудное путешествие, чтобы посмотреть на них. Однако в Сиене он повернул обратно на север и так и не узнал правду. Копи были почти полностью выработаны, добывать золото стало невозможно. В итоге рудники, в эпоху правления фараонов обеспечивавшие огромные доходы, превратились в поселение для каторжников, заполненное преступниками и политическими заключенными, которых держали вместе независимо от возраста и пола и вынуждали трудиться до самой смерти.
Несмотря на все это, Авлет, считавший, что его подданные могут платить больше податей, не был полностью не прав. Наиболее примечательной чертой эллинистического Египта являлась способность его хозяйства восстанавливаться после периодов войн и восстаний. Мир, установившийся на короткое время внутри страны и за ее пределами, был способен воодушевить как крестьян, так и торговцев, а непродолжительное междуцарствие с войнами и восстаниями – ввергнуть их в отчаяние. В итоге процветание постоянно сменялось кризисом, а оптимизм – пессимизмом. В правление Авлета жители Египта ощутили на своей шкуре обе эти крайности.