Египетское метро

«Устная “Анна Каренина”?! Что это значит?»

«Это значит, что она передавалась из уст в уста. Ты что, этого не знал?»

«Нет».

«Ну-ну. А еще образованный человек».

«Устная “Анна Каренина”… Первый раз слышу. А кто автор?»

«Автор тот же».

Я смотрю на Фому; он на меня. Лицо у него серьезное, а глаза прищуренные, с хитрецой. Такой, прямо скажем, плебейской гримасы я на его лице никогда прежде не видел. Боже, до чего мы докатились!

«Устная “Анна Каренина”?» – с некоторым демонстративным смирением спрашиваю я.

«Угу».

Я размеренно киваю.

«А! это, наверное, та, которую он яснополянским детишкам рассказывал?»

Неловко качнувшись, я едва не падаю со стула, но вовремя хватаюсь за столешницу. Фома потеснее подбирает под себя локти и наваливается на них; взгляд у него теперь серьезный, я бы даже сказал, строгий, но при этом вполне сумасшедший.

«Напрасно иронизируешь. Как хорошо тебе известно, по еврейскому учению Бог на Синае дал Моисею две Торы – письменную и устную. Вот и Толстой, у которого были еще те представления о собственной персоне, решил сделать нечто похожее, и выдал две “Анны Каренины”: одну опубликовал, а другую, устную, рассказал своим последователям. Они, конечно, снабдили ее своими специфическими толкованиями, комментариями, но это отдельный разговор...»

«Фома, извини что перебиваю, но откуда ты взял эту историю про устную “Анну Каренину”?»

«И историю и саму “Анну Каренину”, правда, в кратком пересказе, я услышал. На то она и устная, – отчеканил Фома. – Девушка, еще два по пятьдесят, пожалуйста!»

«И в ней Алексей Вронский толкает Анну под поезд?»

«Да. Самым натуральным образом».

«Но зачем?!»

«Что ж, давай разберемся с одним из возможных прочтений “Карениной”.

Два по пятьдесят появились как-то очень быстро, и мы выпили, хотя я еще до них заметил, что уже хорошо плыву.

«Повторите, пожалуйста, – сказал Фома еще не успевшей далеко уйти девице и продолжил: – Вспомни эпиграф к роману – “Мне отмщение и аз воздам”, вспомни также перманентное желание нашего зеркала революции все бросить и куда-нибудь бежать… Но сначала вернемся к тому моменту… Спасибо».

Нам опять принесли. Фома еле ворочает языком, но старается держаться.

«…когда Троцкий бросает Анну под поезд…»

«У него был бронепоезд».

«Что?»

«Я говорю, у него был бронепоезд. Он на нем по России рассекал».

«Стоп. Какой бронепоезд?»

«Троцкого».

«Ты что несешь? Причем здесь Троцкий?!»

«Ты сказал Троцкий… Извини, наверное мне послышалось».

«Опять? Ты бы бросал пить, если тебе всё время что-то мерещится. Так вот: в устной версии Вронский завлекает Анну на вокзал и бросает под поезд. Важно то, из каких соображений он это делает».

«Из каких?»

«Из желания исчезнуть, покончить с прошлой жизнью. Потом тот же трюк у Толстого проделал Федя Протасов. Правда, в более мягкой форме. Степан Касатский, он же отец Сергий, вообще линял дважды, туда и обратно. Вот и Вронский решил всё бросить и раствориться в неизвестности. В принципе-то, по большому счету, он потому и бросает Анну под поезд, чтобы слинять. Он, можно сказать, искусственно создает себе мотив для бегства. Намеренно ставит себя в такие жесткие условия. Почему же он в Сербию уезжает?»

«Почему?»

«Да потому что у него угрозыск на хвосте повис. А там, в Сербии, во всей этой неразберихе с натовскими бомбежками очень легко затеряться, сделать себе новые документы, да и вообще исчезнуть, в Америку уехать, например… Что? Ты чего меня постоянно путаешь? Какие ещё бомбежки? Ну и молчи!.. Суть-то в чём? В том, что это была заветная мечта самого Толстого. Устная “Анна Каренина” это программа, по которой он сам собирался действовать. Вспомни опять же эпиграф… А где он перед самой смертью оказался?.. и куда примчалась его Софья Андреевна – помнишь?.. то-то… ж/д станция Астапово… Но это уже была так… запоздалая попытка осуществить задуманное… Завлечь завлек, но бросить под поезд уже… сам понимаешь… возраст… такие вот дела… да и куда уже было ему ехать… всё: стоп машина».

С каждым словом Фома всё ниже и ниже опускал голову, и на последнем уткнулся в сложенные на столе руки.

«Что-то у тебя, Фома, не сходится: Вронский бросил Анну под поезд, чтобы убежать, а Толстой убежал, чтобы бросить Софью Андреевну под поезд? Фома!..»

«Всё у меня нормально сходится… ты просто подумай хорошенько… и сам поймешь… всё сходится… нормально всё».

Фома заснул. Да и я, отвалившись в угол и прикрыв глаза, задумался.

XIV

Утром следующего дня позвонил Тверязов и предложил съездить на неделю, дней десять в село. Его сельский сосед был на своей машине по делам в городе и предложил подвезти. Надо было решать тут же, на месте, и Тягин неожиданно для себя согласился. «Это хорошо, – подумал он, вспоминая и уже трезво оценивая вчерашнюю встречу с Майей. – Не хватало ещё увязнуть здесь по уши». С дороги он сообщил о своем отъезде Филиппу и почему-то решил, что вот теперь-то уж, в эти несколько дней тот обязательно позвонит с радостным известием.