Египетское метро

О забытом впопыхах романе Тягин вспомнил, когда выехали за город, и с той минуты ему потом всю дорогу казалось, что Тверязов так и ждёт разговора о прочитанном, да и потащил его с собой ради этого. По срокам-то он вполне мог рассчитывать.

Когда, спустя два с лишним часа, они въехали в пределы длинного, растянувшегося вдоль трассы села и покатили по солнечной, прозрачной от голых деревьев улице, Тверязов сказал:

– Думаю в скором времени сюда окончательно перебраться. И на этом закрыть активный период своей жизни.

– Не рановато?

– А чего ждать? Как любит говорить один мой знакомый: на поезде ездил, на самолете летал, на пароходе плавал – что еще надо? Пора и на покой. Острых ощущений не любил и уже не полюблю. Да всё и так в конце концов покроется одной серенькой пылью. И острое и тупое.

В первый же вечер Тверязов устроил грандиозное застолье, наприглашав соседей. На следующий день отправился (Тягин наотрез отказался) на рыбалку, и его вечером приволокли грязного, мертвецки пьяного и без улова. Наутро он опохмелялся, ну а там пошло по накатанной. С первого дня у Тягина не было сил спокойно наблюдать, как хитрые селяне обирают его пьяного друга: дачи взаймы, какие-то долги, о которых тот не помнил… Где мог, Тягин сначала вмешивался, потом махнул рукой.

– Всё хорошо, – успокаивал его Тверязов. – Как не крути, а это наши кормильцы. Денег тебе, что ли, жалко? Да ну… Это как с бабушками на барахолке. Стоишь с ней, торгуешься, а потом как подумаешь: да что ж я делаю? что для меня эта пятерка и что для неё...

Ночь, когда с рыбалки привезли Тверязова, стала для Тягина единственным отрадным впечатлением от поездки. Среди ночи пошел хлопьями снег, Тягин открыл дверь и долго простоял на пороге. Двор, огород, сарай, летняя кухня – всё быстро одевалось снегом и уже через четверть часа напоминало оперные декорации; за спиной гудела и оглушительно трещала печь.

В один из первых дней еще не успевший как следует разогнаться Тверязов, чистя картошку, опять делился планами о переезде в село, потом с обычной своей печальной усмешкой стал рассказывать придуманную им историю, предварив её словами, что хорошо бы написать роман, и назвать «Иов наоборот».