Египетское метро

– Вернулся. – Он вздохнул и, помолчав, добавил: – Устал очень. Сейчас пойду. Как жизнь?

Тягин пожал плечами. С похмельным сарказмом собеседник принялся что-то рассказывать. В его манере всякий раз, когда бы они не встретились, говорить так, будто они попрощались только вчера, было что-то неприятно щекочущее нервы. Словно Тягин и в самом деле никуда не уезжал, и вся его московская жизнь ему только пригрезилась. А еще от монотонных монологов веяло провинциальной могильной тоской. Тягин терпеливо слушал. Он решил надышаться этим затхлым воздухом безнадеги сполна, чтобы дотравить, додушить в себе и самые робкие, по большей части кокетливые мысли о возвращении.

Случайно, в ходе разговора, набрели на общего знакомого.

– А я слышал, он редактором где-то в провинции. Кто-то в Москве говорил, – сказал Тягин.

Собеседник задумчиво почесал голову.

– Редактором? Хм. Первый раз слышу. А как издание называется? «Бессарабский содомит»?

Рядом с ними, напротив встал человек с большим рыхлым лицом и очевидно ждал, когда они договорят. Он был одет в широкий черный плащ с чересчур длинными рукавами, из которых едва выглядывали кончики пальцев; в руке держал черный портфель. По тому, как он уверенно подошел, Тягину стало понятно, что это и есть человек-свинья, который тогда сквозь щели хорошо его разглядел. Седоволосый задержал кисть Тягина в прощальном рукопожатии и попросил двадцатку до следующей встречи.

Тягин с человеком-свиньей отошли и сели в кафе у окна.

– Давайте для начала познакомимся, а то я… – Тягин осекся, едва не сказав, что называет его про себя свиньей.

– Василий.

– Точно! Василий. Меня Михаил. А, ну да, вы же знаете! Пить что-нибудь будете?

– Нет-нет, не надо, – испуганно отказался Василий.

– Я имею в виду чай, кофе. Может быть, чаю?

– Чаю? Да, хорошо, чаю.

Василий достал из портфеля сплющенный бутерброд с сыром и собирался разломить его пополам, но Тягин отказался. За чаем Василий рассказал, что Георгий устроил его помощником кандидата в депутаты, «лоббировать интересы», которые заключались в том, чтобы устроить во дворе настоящий цирк. И вот уже больше месяца он при этом молодом парне, кандидате. Василий достал из портфеля и протянул Тягину агитационную листовку с портретом. На фотографии был молодой человек, которого Тягин в первое мгновение принял за раскормленного ребенка.

– Славный бутуз, – сказал он.

– Ему 22 года, отец у него депутат, теперь и он хочет. Хороший парень, добрый, только очень нервный. Это всё мегаполис. Мучаются здесь люди. Очень много такого вижу. Мне вот тоже только там, во дворе хорошо. С животными вообще легче. Мы всегда друг друга понимаем. С дикобразом – видели его? – общий язык нашёл. А тут всякие собрания, встречи, – Василий покачал головой. – Тяжело…

Тягину неловко было начинать сразу с просьбы, и он неосторожно спросил Василия, как он попал к Георгию. Тот взялся за рассказ обстоятельно, начав с сельского детства, своей любви к животным и мечты стать ветеринаром. После пролога пошла история о том, как отец со всеми рассорился в родном селе и они переехали жить к брату отца в другое, а там своих шесть человек детей, а потом их всех гамузом отдали в интернат… На переезде из одного интерната в другой Тягин его остановил. Василий виновато кивнул и, произнеся: «А к Георгию я попал…», зарядил опять какую-то бесконечную предысторию, но уже из наших дней, и когда Тягин в следующий раз опомнился, рассказ уже шел даже не от лица Василия. Кроме того, что не было больше ни сил, ни времени слушать эту рукопись, найденную в Сарагосе, Тягина еще раздражала удивительная невразумительность речи. В этой размазне он едва улавливал то одну последовательность, то другую. Встрече Василия с Георгием предшествовало мрачное приключение с попаданием в участок. Ночью, когда Василия со случайным знакомым остановил патрульный наряд, знакомый подбросил ему в карман пакетик с анашой.

– Я всем всегда так говорю: мы же все люди, все братья, а он мне: давай, брат, выворачивай карманы. Стал меня обыскивать, а там раз… Георгий меня тогда выручил…

Тягин его оборвал и предложил, как он сам для себя неожиданно выразился, «поколядовать» одному своему приятелю.

– Я бы вам хорошо заплатил, – пообещал он.

– А сколько?

– Договоримся. Я не жадный.

– А вы уже выбрали, что хотите? – Василий полез опять в портфель и выложил на стол потрепанный томик «Одиссеи». – Покажете?

– Вот именно об этом я и хотел с вами поговорить. Тут такое дело… Могли бы вы прочитать не из книги, а то, что я сам написал… – Тягин достал и протянул было сочиненный в селе стих, но придержал руку и с недоумением произнес: – Одну минуту. Так вам не впервой по заказу читать?

Василий замялся, пожал неловко плечами.

– Вы же сами попросили Георгия… – начал он.

– Да это понятно. Но я думал, что только мне такое пришло в голову.

– Так неправильно, конечно, нехорошо, но Георгий…

– Постойте-постойте, – оборвал Тягин. – Вас ведь и тогда подготовили? перед моим приходом? Мой друг, да? Саша? Я не в претензии и никому не скажу, не бойтесь. Просто интересно.

Василий виновато покивал.