Его дикое проклятие

Ноги словно сами собой вели меня к рыночной площади перед замком. Я даже не поняла, как там оказалась, не заметив ни давно знакомых улиц, ни единого знакомого лица. Внезапно я обнаружила, что стою перед дворцом и осматриваюсь по сторонам, качая головой и потирая глаза, и на какой-то момент почувствовала себя такой опустошенной и ничего не понимающей, будто только что пробудилась от долгого сна. Или только что родилась?

Однако я почти сразу же снова вспомнила, зачем я здесь. Но знала ли я… кто я?

А какая, в конце концов, была разница?

Наверное, Повелитель дэмов был виден из любого уголка рыночной площади. Вот только никто не смотрел на него этим утром. Как могли все они забыть, что он меньше чем два дня назад заставил содрогнуться весь наш мир? Может, им вообще было безразлично, что вся Немия, не защищенная этими стенами, страдает от набегов; что люди вынуждены оставлять свои деревни; что невинные погибают?

Просто потому, что он этого захотел?

– И он не в первый раз использовал тебя, – пробормотала я. Это было хуже всего: то, что все эти жертвы были совершенно напрасными. Я бы еще поняла, если бы эти твари, по крайней мере, освободили его.

Я думала, что Повелитель дэмов будет спать или висеть на цепях без сознания. Но он поднял голову и посмотрел в мою сторону, словно услышал, как я шепчу или дышу.

От его вида у меня по-прежнему разрывалось сердце. Он выглядел по-человечески и одновременно так, будто никогда не был человеком. Очертания его лица были очень четкими. Брови нависали над его глазами, которые казались темнее; скулы стали острее, а челюсть – шире. А в его глазах больше не отражалось ничего человеческого. Они стали больше, чем раньше, слегка раскосыми, как у хищного зверя, черными, холодными и бездонными. Под последними обрывками одежды, которая когда-то представляла собой рубашку или мовлэ, под кожей проступал каждый мускул, каждая жила. Кое-где кожа загорела или была обожжена солнцем, и светлые шрамы проступили отчетливее. Он выглядел разбитым на части, будто лишь белые линии, которые тянулись по его груди, плечам и рукам, не давали ему распасться.

И еще эти искалеченные крылья…

Я застыла неподвижно, как гора, и ответила на его взгляд, ожидая раскаяния или сожаления. Или, по крайней мере, хоть капли стыда. Но его черные, как уголь, глаза остались равнодушными, и чем дольше я ждала, тем яснее мне становилось, что он выставлял меня на посмешище. Как минимум в моих собственных глазах.

Он доказывал нам двоим, что у него по-прежнему есть власть надо мной.

Я невольно сглотнула, когда Повелитель дэмов, закованный в цепи, поднял уголок рта, показывая, что он больше не человек. Он больше не был Алариком Колэ – вместо него здесь осталось зловещее чуждое существо, сотворенное губительным проклятьем.

Поэтому он ухмыльнулся мне. Эта ухмылка и стала ответом на вопрос, понимает ли он, какую боль мне причинил.

Он знал.

Он так задумывал, и его план удался.

Он вовсе не рассчитывал, что освободится, не надеялся на это ни секунды. Он призвал дэмов, лишь чтобы отомстить мне за наложенное на него проклятье.

«Он уничтожит нас, – прошептала магия звездной ночи. – И тогда ничто не будет его сдерживать. Дэмы жаждут отомстить тем, кто их проклял. В нем, в его сердце, сосредотачивается вся их жажда мести. Он их повелитель. Настоящий повелитель не ставит себя выше своего народа. Настоящий повелитель…»

…чувствует боль своего народа, – закончила я.

«Пусть все снова станет хорошо», – прошептала магия.

Только снова придя в движение, я заметила, что какой-то старик задел меня и запачкал маслом, которое капало с его пирожков, и без того грязное платье. Я растерянно оглянулась. Моргнула всего лишь раз и уже оказалась на расстоянии метра от него. Я будто наблюдала за собой – за Лэйрой – со стороны. Понимала, что она идет на риск, но не беспокоилась всерьез, а лишь с интересом наблюдала, справится ли она.

Если она не справится, Немия падет.

Лэйра, которую я видела со стороны – Лэйра, с которой меня в это мгновение мало что связывало, – больше не обращала внимания на других людей, целеустремленно держа курс ко входу в главное здание замка.

Один из двух гвардейцев, охранявших вход, выступил вперед и положил ей руку на плечо:

– Доброе утро, Лэйра. Куда ты направляешься?

Мне так же, как и ей, было ясно, что пускать ее внутрь запрещено. И так же хорошо она понимала, как не хотелось им заступать ей путь. Она была принцессой – пусть даже теперь и ничейной дочерью.

– Ты должен меня пропустить, – сказала другая, чужая Лэйра очень тихо, и магия цвета уходящей в бесконечность звездной ночи заискрилась в ее груди.

Она пошла дальше, и гвардеец отступил, растерянно качая головой, а она уже прошла большую часть коридора, предоставив ему объясняться перед товарищем.