Его М.Альвина (СИ)

«Может, полежишь еще пару деньков, чтобы никаких осложнений не подхватила? Ты же помнишь, что у нас скоро важное событие в семье? Если не придешь, то поставишь всех в неловкое положение».

Читаю на экране телефона сообщение от абонента «Мама» и с кривой ухмылкой возвращаю взгляд к зеркалу, продолжая докрашивать тушью правый глаз. Кто бы сомневался, что мне в очередной раз напомнят об этом «важном событии». Как будто мир теперь только и крутиться вокруг предстоящей свадьбы моей старшей сестры. Не удивлюсь, если мама интересовалась все эти дни о моем самочувствии лишь для того, чтобы убедиться приеду я или нет.

Мою мать в принципе не интересует все то, что происходит в моей жизни, с тех пор как я твердо решила связать ее с музыкой. Искренняя уверенность, что страсть к нотам свела их брак с моим отцом к нищите и пьянкам, раз и на всегда вдолбила ей мысль, что это разрушит и мою жизнь тоже. Я пережила миллионы скандалов и криков от матери в ответ на получение студенческого билета консерватории. Поэтому она не то чтобы не приглашена на мой предстоящий концерт-прослушивание… Мама о нем даже не знает.

Завершаю незамысловатый макияж еще несколькими взмахами туши по ресницам. Оценивающе осматриваю себя в зеркале: наконец-таки не пакля на голове, а идеально вытянутые феном блестящие темные волосы, уложенные на одно плечо. И не пижамная майка, а тонкий серый пуловер с V-образным вырезом, подчеркивающий ключицы.

Теперь хотя бы можно появляться на людях после недельных каникул в кровати и тонны таблеток на завтрак, обед и ужин.

Эти семь дней прошли в каком-то тумане. Особенно первые дни болезни. Меня до сих пор мучает вопрос: а мужские такие уютные руки, бархатный голос рядом и осторожные поцелуи в мой лоб – это была горячка?

Но даже если это всего лишь игра моего больного воображения, то совершенно точно, несмотря на осязаемое ощущение напряжения, первые дни Данил был мне нянькой. Хмурой, немного нервной, но нянькой, способной сварить вполне съедобный пересоленный куриный бульон. А еще… Специально или нет, но Данил больше не ночевал вне дома. И я не знаю, как бы справилась без него, находись одна в таком состоянии. Хотя внутренний голос ехидно подсказывал, что не появись он вообще в этой квартире, то и болеть не пришлось бы.

Но ведь Данил теперь есть. Живет со мной под одной крышей. И сейчас я должна выйти из ванной и сказать Дане, который чем-то тарахтит на кухне, хотя бы спасибо.

Поправляю тоненький ремешок на завышенной талии джинсов и вытираю об их черную ткань слегка влажные ладошки. Да. Я нервничаю. Как дура.

На кухне пахнет кофе и мужским парфюмом. И с первым вдохом моя любовь к этому напитку проигрывает аромату, который с первого дня въелся в эту квартиру.

Собираюсь громко произнести доброе утро, но задерживаю взгляд на широкой голой спине Данила, маячащей у плиты. Какое-то простое, домашнее, но очень завораживающее зрелище. Прочищаю горло и неловко топчусь на пороге гостиной:

– Доброе утро.

Данил сразу же оборачивается и удивленно осматривает меня с головы до ног:

– Доброе. Ты куда намылилась?

Я стараюсь не пялиться на голый торс перед собой и четко выделенные линии мышц, которые клиньями стремятся к низко висящими на мужских бедрах спортивкам. Меня снова сковывает жар… А я вообще точно выздоровела?

– На пары, – но, когда вижу как Данил, опираясь пятой точкой о кухонную столешницу, недоверчиво сводит брови, тут же поясняю. – Я нормально себя чувствую, правда.

– И даже больше не грохнешься в обморок?

– Нет, – с легким чувством стыда за то падение прямо в его объятия я уверенно трясу головой.

На кухне повисает тишина. Стоя в разных углах комнаты, мы просто смотрим друг на друга и тянем это неловкое молчание. Пока я первая не делаю шаг вперед, доставая из заднего кармана джинсов парочку аккуратно сложенных синих купюр.

– Вот, – протягиваю Данилу деньги, – это тебе за лекарства.

Взгляд напротив темнеет за секунды и я вижу, как «ходят» желваки на выразительных скулах.

– Убери, – мужской голос становится угрожающе низким. – Я не возьму.

– Но я видела сколько стоят эти таблетки.

Данил резко отталкивается телом от края столешницы, двумя шагами сокращает расстояние между нами и рывком выхватывает хрустящие купюры из моих пальцев. Все происходит так быстро, что я не успеваю опомниться, как они снова оказываются в заднем кармане моих джинсов.

– Цирк не устраивай, Мальвина. Я же сказал, не возьму, – раздраженно цедит он, глядя мне прямо в глаза.

– Я Альвина, – почти шепчу. И это все, что нахожу сказать в ответ, потому что теряюсь от его взгляда.

Поджав губы, Данил лишь усмехается и отрицательно качает головой. У меня начинают покалывать ладошки от желания просто коснуться напряженных скул и осторожно расчесать пальцами этот вечно взъерошенный хаус на голове. Еще пара секунд звенящего напряжения между нами, и Данил оставляет меня стоять посреди гостиной.