– Даня, – я с каким-то отчаянием кидаю ему в спину. – Спасибо тебе…
Он лишь согласно хмыкает, даже не обернувшись. А у меня почему-то начинает щипать в глазах от подкатившей к ним влаги.
Нужно быть полной идиоткой, чтобы не чувствовать – меня избегают.
И так происходит не только сегодня. Данил теперь не просто не покидает пределы квартиры. Он не высовывается из своей комнаты. Несколько дней подряд мы вообще не пересекаемся. Я знаю, что он за стеной, чувствую его присутствие. И такое натянутое молчание между нами еще хуже, чем открытая война и стычки.
Мне есть что сказать Данилу, есть о чем спросить. И пару раз я задерживаюсь перед дверью его комнаты, собираясь постучать в нее, или же просто нагло войти без приглашения… Но так и не захожу дальше этого порыва. Я бы очень хотела не думать об этом, не перебирать в голове тысячу причин и поводов, почему теперь все именно так. А вместо этого теряю всякую концентрацию и внимание на том, что действительно должно быть важным сейчас.
– Мальчевская! Ну, что ты творишь? Что за набор кривых звуков? У тебя после болезни пальцы атрофировались? – орет на весь зал Граховский так, что от его крика резонируют струны у рояля.
Мои руки буквально обвисают на клавишах, горло сжимает соленый спазм. Аристарх Григорьевич орет на меня каждую репетицию, за любую малейшую оплошность или взятую ноту на полтона ниже-выше нужного. А сегодня возмущения в мой адрес достигают пика децибел. Мне только и остается прятать глаза, которые уже на мокром месте. Сил выдерживать такое давление перед остальными студентами становится все меньше.
– Альвина! Ты слышишь, что играешь? Звук должен быть прохладным. Мелодия должна быть тягучей, как…как… как осенний вечер в лесу. Понимаешь?
Я киваю, как болванчик. И еще понимаю, что вернусь домой опять в полную тишину, которая имеет аромат жутко въедливого мужского парфюма.
– Ни черта не понимаешь! – громко вздыхает Аристарх Григорьевич. – Вот ты была хоть раз вечером в осеннем лесу?
Теперь я размахиваю головой по горизонтали, а Граховский неожиданно выдает фразу, от которой прекращается шушуканье остальных студентов:
– Через час жду тебя в Ботаническом саду ЮФУ*.
Я ошарашенно поворачиваюсь к Аристарху Григорьевичу, который, уже всем знакомым взмахом руки, распускает оркестр.
– Но…
– Без «но», Альвина, – Граховский смотрит на меня так, что вмиг леденеют кончики пальцев. – До приезда Андерсена меньше месяца, неделю из которого ты профилонила с температурой, а теперь каждый день тупо играешь мимо нот! Что вообще происходит? Возвращайся в себя. Не понимаешь на словах, будем носом тыкать. Через час, как штык, у входа в сад ЮФУ. И запомни. У тебя нет никакого права облажаться.
Я нервно сглатываю, опять послушно киваю и вылетаю из зала, а потом из самой консерватории быстрее пули. Все-таки веселые истории про методы воспитания молодых талантов Граховским – не студенческие байки. Но ведь он прав. Другого шанса пройти это прослушивание у меня не будет. А я беру и раскисаю из-за того, кого в этот раз, все-таки не оказывается дома. Входная дверь заперта на все замки.
Не сдерживаю горькую усмешку. Все? Терпение сидеть в четырёх стенах закончилось? Ждем его, как обычно, к следующему утру?
Бросая сумку с нотами на пол в коридоре, хмыкаю сама себе. Да и пусть. Кто его там ждет? Блондинка? Или брюнетка? Удачи!
Стараясь не думать о том, что комната моего сожителя пуста, меняю ветровку на легкую стеганую курточку и параллельно вызываю такси до места встречи с Граховским. И уже через пару минут дверь квартиры опять закрыта на все замки, а я жду еле двигающийся лифт на свой этаж.
Пора действительно занять все мысли не тем, почему теряется Данил и почему вообще меня это волнует.
«Да, он выручил меня, когда я заболела», – стоя возле лифта мысленно уговариваю себя же. – «А тот поцелуй… Мне надо просто…»
Двери кабинки, наконец-таки, распахиваются и я, в полной уверенности, что она пуста, делаю уверенный шаг вперед и тут же врезаюсь в чью-то грудь. В нос моментально бьет до мурашек знакомый пряный аромат. Я с ходу вписываюсь в Данила, выходящего из лифта.
Испуганно ойкаю, когда поднимаю взгляд, а мужские руки слегка придерживают меня за талию, спасая от столкновения с бетонным полом подъезда.
– Привет, – Данил реагирует на нашу встречу очень спокойно, а же я теряюсь, когда вижу все такой же кавардак из тёмно-русых прядей, обрамляющих скулы и жутко уставший взгляд.
Даже мерещится, что Даня как-то осунулся за эти несколько дней, пока мы чудным образом умудрялись не видеться, находясь друг у друга за стенкой.
– Привет, – мямлю я так, словно язык слипся с небом, но от ладоней, попавших на мою талию, все-таки спешу отстраниться.
– И куда это мы на ночь глядя?
Одергиваю куртку и очень хочу съязвить, но получается лишь оправдаться:
– Ну… Погулять в Ботаническом саду.
– А-а-а, свидание. – Вот у кого отлично получается отвесить мне сочную издевку. Но ироничная улыбка Данила тут же меркнет, меняясь на озадаченно поджатые губы. – Стой… Туда, на ночь глядя? Скоро стемнеет вообще-то…
– Это не свидание. Еду слушать осень.