Его одиночка

— Может, тебе лучше вернуться домой и отдохнуть немного? — осторожно хриплым голосом спросила меня Диана, когда мы битый час сидели в коридоре, медленно убиваемые ожиданием.

— Нет, — единственное, что я ответила и мой ответ ни разу не изменился.

С наступлением утра нам втроём приходиться вернуться домой, так как к Лавру сейчас никто не пустит. Я хотела отвоевать свое право быть рядом с ним, но на помощь пришел здравый смысл. Если я с головой погрязну в проблеме, которую никак не могу самостоятельно решить, то наврежу не только себе, но и своему малышу, а значит, наврежу и Лавру, когда он придет в себя. Это умозаключение здорово помогает мне, но ненадолго. Уже к вечеру я снова в больнице. В коридоре встречаю Лидию Евгеньевну. Наверное, Диана уже всё ей рассказала. Мы ничего не говорим друг другу.

Я пытаюсь держаться, потому что надрывное рыдание вряд ли кому-то поможет. Но, наверное, по моему взгляду и так всё без слов понятно, ровно, как и по красным глазам Лидии Евгеньевны. Мы молча сидели в соседних креслах. Туда-сюда бегали медсестры, уборщицы, доктора. Все шаги, голоса, любой другой посторонний шум были для меня каким-то жужжащим где-то далеко фоном.

Все прочие мысли, что до этого момента беспокоили меня, превратились в шелуху и исчезли сами собой. Меня не волновал Дима, не волновало то, что я отменила кучу занятий, не волновала плохая погода за окном и вечно сухая кожа на руках после мыла, на которую обязательно перед сном нужно нанести увлажняющий крем. Я думала только о Лавре, о его здоровье, о его жизни и о том, как же сильно я полюбила этого человека и как же сильно боялась его потерять.

— Он выкарабкается, — вдруг тихим, но твёрдым голосом заявила Лидия Евгеньевна. — Он всегда был сильным. Моя беременность Лавром протекала очень сложно, некоторые доктора говорили, что проще было бы избавиться от ребенка. Готовили меня к тому, что будут спасать меня, но не сына, в случаи чего. На этом настаивал Боря. И знаешь, что? Лавр родился совершенно здоровым и крепким малышом. Он только родился, но уже всем доказал, чего стоит, — на последнем слове голос Лидии Евгеньевны дрогнул, она немного помолчала и продолжила: — Вот и сейчас мой мальчик всем докажет свою силу. Мы ведь все его любим, а кто-то, — она посмотрела на мой живот, — по-особенному нуждается в выздоровлении отца.

Через некоторое время доктор нас успокоил, заверив, что Лавр вот-вот должен прийти в себя. Мы с Лидией Евгеньевной облегченно выдохнули и даже ободряюще друг другу улыбнулись. Камень с души не спал, но какая-то внушительна его часть определённо откололась. Но я совершенно оказалась не готова к тому, что уже минут через десять после убеждений о скором пробуждении Лавра, доктор заявит об обратном.

— Он еще не пришел в себя.

— Но это ведь нормально? Да? — жестким тоном интересуется Лидия Евгеньевна. — У моего сына черепно-мозговая травма и ведь какое-то время он может не приходить в себя.

— Да, но…

Молодой доктор обрушил на нас щедрый поток медицинских терминов, о которых я никогда не слышала и уж тем более, не знала, что они обозначают. Как правило, уже очень опытные доктора стараются избежать этой ненужной нагрузки и в общих чертах объясняют родственникам, что именно сейчас происходит с пациентом.

В конечном итоге мое сознание выхватывает лишь одно слово, которое переворачивает всё внутри меня с ног на голову. Кома…

40

Месяц… Целый месяц застывшего в моем сознании времени. Целый месяц вечерних молитв у себя в комнате перед сном. Целый месяц вся моя сущность была там, в палате, рядом с Лавром, она тянулась к нему, целовала его, обнимала.

Это был месяц полный испытаний и слёз, что не дрожали на ресницах, они омывали мою душу, я плакала где-то очень глубоко в себе. Все вокруг твердили мне, что кома — это еще не приговор. Уговаривали меня поесть. Ругали, что я совсем себя не щажу.

Яночка всё это время жила у тёти Гали. Дочка не должна видеть свою мать такой, не должна ощущать этой тяжелой тягучей атмосферы, что буквально окутала собой дом. Лидия Евгеньевна помогала решать все проблемы, что были связанны с работой Лавра. Даже Диана, которая давно добровольно приняла решение не вмешиваться в дела бизнеса, тоже всеми силами пыталась помочь. Параллельно с этим Диана часто ездила со мной в больницу к Лавру и сопровождала в женскую консультацию.

Я ела, потому что мой малыш нуждался в витаминах, я спала, потому что не имею никакого морального права истощать себя, тем самым причиняя вред своему еще не родившемуся ребенку. Я часами сидела у кровати Лавра, потому что сейчас это было именно то место, что предназначено исключительно для меня и ни для кого больше.

Лавр был неподвижен, бледен и заметно осунувшийся. Он высыхал буквально на глазах, становился всё меньше и казалось, что в очередной раз, когда я вот так приду навестить его, то никого не увижу. Будут лишь смятые белые простыни, а он исчезнет, растворится, будто его никогда и не существовало.