Его одиночка

Мы с Дианой сидели на небольшом кожаном диванчике, а Лидия Евгеньевна предпочла остаться стоять. Снова следует щедрая присыпка из медицинских терминов, но в этот раз я слушаю всё очень внимательно.

— Значит, есть вероятность, что мой сын не сможет встать на ноги? — голос Лидии Евгеньевны наполнен арктической холодностью.

— Есть, но она несущественна. Из-за повреждения бедра пациент в любом случае некоторое время будет вынужден прибегнуть к вспомогательным средствам. Так же есть повреждения позвоночника, но, к счастью, они несерьезны.

Мы втроем облегченно выдыхаем. Еще одно потрясение наверняка лишило бы нас дюжины нервных клеток. Даже не в этих клетках дело, а в том, сумел бы Лавр справиться с такой правдой о себе? Я не хочу в нем сомневаться, но очевидно, что перспектива быть до конца своей жизни обездвиженным по пояс, выбила бы Лавра из колеи. Мы справимся. Что бы судьба нам не уготовила, мы со всем обязательно справимся.

Выйдя на больничное крыльцо, я подставила лицо ласковым осенним лучам и тихо выдохнула. Завтра станет значительно легче.

42

Мы плавно идем на поправку. Каждый новый день сродни очередной победе над собой. Недавно Лавра известили о том, что некоторое время он не сможет самостоятельно передвигаться. Такая новость заметно пошатнула в нем внутренний баланс, но Лавр не из тех мужчин, которые готовы с головой уйти в свои проблемы и временные трудности. Он держится, держусь я, держится вся наша семья.

Я нахожусь с Лавром ровно столько, сколько это вообще возможно. Без слов понятно, что он нуждается во мне, я читаю эту нужду в его уставшем тусклом взгляде, в его прикосновениях к моему животу или рукам. Вначале наших отношений мне была необходима поддержка и защита, теперь же роли резко сменились.

Вообще почему-то многие из медперсонала и посетителей часто удивляются моему рвению и непреодолимому желанию быть рядом с Лавром как можно дольше. Что в этом такого особенного? Мы живем вместе, у меня родится ребенок от этого мужчина, так почему же я должна себя вести иначе? Ответ на этот вопрос я получила, как ни странно, от Лидии Евгеньевны.

Мы сидели в больничном кафетерии, она только что вышла от Лавра. В ее взгляде заметно облегчение и материнская радость.

— Просто порой людям странно видеть примеры искренней сильной любви, — заявляет Лидия Евгеньевна. — Куда проще наблюдать за чужими ссорами, недопониманием и ненавистью. Это предает уверенности и чувства собственной нормальности.

— Я не совсем понимаю, — признаюсь.

— Всё просто. Личная жизнь у какого-нибудь человека, мягко говоря, не сложилась. Тут могут быть задействованы различные причины. Этот человек не видит или не хочет видеть никаких проблем в себе и в своих подходах к жизни. Когда он видит рядом с собой такого же несчастного человека, то понимает, что это нормально — мириться с неудачами и безрадостностью. Порой это даже поднимает самооценку, ведь у кого-то проблемы могут быть куда хуже, чем твои. А вот, когда ты совершенно неожиданно сталкиваешься с теми, кто любит и, кто готов отдать всё, чтобы сохранить эту любовь, становится уже не так приятно. Обнажаются собственные проблемы и возможно даже приходит осознание собственных ошибок. Чужое счастье всегда выглядит идеальным и недостижимым, поэтому вызывает или недоумение со стороны общественности, или даже озлобленность.

Я много размышляю над словами Лидии Евгеньевны. Неужели наша связь с Лавром, моя поддержка, моя забота о нем и любовь к нему настолько очевидна для окружающих? Наверное, так и есть. Я не стыдилась, потому что мне было глубоко плевать на мысли и рассуждения незнакомых людей. Просто я никогда не понимала и не хотела ощущать на себе чью-то зависть.

Выпал первый снег. Доктор разрешил Лавру подышать свежим морозным воздухом в больничном дворе. Я качу инвалидное кресло и постоянно слежу, чтобы плед на коленях Лавра не сползал.

— Ты должна заботиться о себе, о нашем ребенке, — слышу тихую реплику, что едва отдает привкусом обвинения.

— Не переживай, я выстроила свой график таким образом, что мне на всё хватает времени. Я даже не устаю, представляешь? — я стараюсь не обращать внимания на редкие выпады со стороны Лавра, потому что знаю, у него это сейчас происходит не намерено.

— Это я должен заботиться о вас, а не вы обо мне, — угрюмо бормочет.

— Кажется, у тебя развился комплекс, любимый, — целую его в лоб и поправляю шапку. — Все мы люди и все мы бываем слабыми и уязвимыми. Ты хорошо держишься, об этом даже доктор говорит.

— Но я ведь мужчина, — тяжелый вздох.

— Прекрати, пожалуйста. Ты пытаешься взвалить на себя слишком многое. Сейчас тебе нужно сосредоточиться на реабилитации, а обо всём остальном позаботится твоя семья. Мы тебя не бросим, слышишь меня?

— Слышу, — еще один тяжелый вздох и едва слышный всхлип, что рассеялся в порыве холодного декабрьского ветра.