Его величество

Он знал причину, но не хотел себе в этом признаваться. В голову лезли мысли одна страшнее другой. В военных поселениях Новгородской губернии холерный бунт в последние три дня приобрел страшные размеры. Действующие батальоны поселенных полков выступили в поход на усмирение польского мятежа, и в военных поселениях остались только резервные батальоны, в которых треть нижних чинов были из только что поступивших на службу кантонистов. Туда же, в Новгородскую губернию были отправлены из Петербурга горожане, которых выслали за участие в холерных беспорядках.

Ночью с 23 на 24 июля толпа солдат и мещан, предводительствуемая поручиком Соколовым и городовым старостой Солодожниковым разграбила в Старой Руссе аптеку, присутственные места и квартиры начальников. Несколько офицеров и докторов были задержаны и подвергнуты истязаниям. На следующее утро к ним явился архимандрит подгородного монастыря, увещевал прекратить беспорядки. Мятежники рассадили арестованных по гауптвахтам, поставили везде караулы и на вечер назначили казнь.

Утром 24 июля начальник войск, собранных в лагере, генерал Леонтьев направил в Старую Руссу батальон под началом майора Ясинского. Он вернул солдат военно-рабочего батальона в казармы, поставил в городе патрули, но задержанных мятежниками офицеров и докторов почему-то не выпустил с гауптвахты.

Вечером 25 июля генерал Леонтьев вступил в Старую Руссу с двумя батальонами и четырьмя орудиями. Туда же прибыл и генерал Эйлер. Они ограничились тем, что похоронили убитых. Мятежники опять не были арестованы.

Вспоминая о событиях в Старой Руссе, Николай Павлович забылся и не заметил, как в кабинет вошел генерал-адъютант Орлов.

— Ваше величество, — обратился граф, подойдя близко к столу. — Какие будут приказания?

Император вздрогнул и, не отрывая взгляда от рисунка, спросил:

— Каковы последние новости из Старой Руссы?

— Вооруженные толпы поселян ворвались в город, стали грабить казенное имущество. Генерал Леонтьев не решился стрелять в бунтовщиков. Они замучили Леонтьева и еще несколько офицеров, — скорбным голосом сообщил граф.

— Потери большие от бунта? — император продолжал сидеть за столом, склонив голову над листом бумаги, нервно чертя карандашом по фигуре солдата.

В округах поселения убито мятежниками и умерло от ран и побоев более 100 офицеров и врачей. Многие подвергнуты истязаниям, — все так же гневно сказал Орлов.

— Хватит! — император стукнул ладонью по листу бумаги. — Я не позволю, чтобы у нас от внутренних беспорядков погибало столько же, как на войне. Алексей Федорович, — он посмотрел на графа. — Немедля отправляйся в Старую Руссу. Всех виновных — к самым суровым наказаниям!

— Они уже сами сюда идут с покаяниями. Депутация от поселян остановлена за станцию до Царского Села, — отрапортовал Орлов.

— Все равно поезжай. Выяви зачинщиков. Прочитай Высочайший указ. Я его сейчас подготовлю, — Николай Павлович поднялся. — Иди же, иди, — подтолкнул он Орлова к двери, — и смотри — строже там!

После того как граф Орлов покинул Царское Село, император несколько раз пытался заняться государственными делами, но начав одно, бросал не закончив, брался за другое и откладывал его. Внутренне чувствуя неудовлетворение, подозревая, что Орлов будет либеральничать с виновными, Николай Павлович выехал в Старую Руссу.

Он проехал сразу в округ поселений к батальонам, запятнавшим себя кровью своих офицеров. Лиц виновных император не видел. Все преступники лежали на земле. Ступая между солдат, останавливаясь, он спрашивал фамилию, откуда родом и выговаривал:

— Как ты мог поддаться на такое бесчинство?

— Стыда у тебя нет.

— Зачем убивал?

— Знал, что не прощу. Наказывать буду строго.

Начинал расспрашивать о семье, жене, детях, кто отец да мать, кто дед да бабка. А потом вдруг обрушивался:

— Негодяй! Род свой позоришь!

Государю показали самый отчаянный батальон. Он велел построиться. Поднявшись с земли, солдаты стали в строй.

— А теперь, — скомандовал он, — шагом марш в Петербург.

Батальон ушел. Никто из солдат не стал просить позволения проститься с семьей или взять с собой что-нибудь из своего имущества.

К императору потянулись жители Старой Руссы.

— Никого не подпускать! — крикнул он Бенкендорфу.

Услышав грозный окрик императора, толпа остановилась.

— Мы прощения просить, царь батюшка, — вымолвил скрипучим голосом самый ближний из поселян седой старик.

— Не прощу! — во всю силу своего голоса крикнул государь, чтобы слышали все, толпившиеся поодаль.

— Прости, — стрик упал на колени, с ним повалились и другие. Николай Павлович посмотрел на них. Протянул было руку, хотел сказать, что прощение надо заслужить, но резко опустив ее, сказал:

— Не прощу.

Из Старой Руссы император мчался в Царское Село на перекладных, меняя взмыленных лошадей. Он спешил к жене, ругая себя за то, что поддался внутренней потребности все дела вершить самостоятельно, бросил Александру Федоровну в тяжелом положении и уехал к бунтовщикам. Николай Павлович успокоился, когда, пробежав в комнаты императрицы, услышал звонкий писк младенца и услышал рядом голос горничной: