Драгоценная любовь к справедливости.
Уважение к должности, которое может, если будет соединено с деятельностью, обратиться в высокую добродетель.
Великодушное признание чужого достоинства без малейшей зависти.
Главные недостатки великого князя:
Слабость воли, отчего происходит неспособность управлять собою.
Лень ума, который боится работы, отчего и сама должность, которую великий князь уважает, редко бывает исполнена как следует.
Недостаток честолюбия, или лучше сказать, слишком робкое честолюбие. Великий князь больше боится неудачи, нежели стремится быть в деле своем первым.
Какое-то физическое беспокойство, заставляющее великого князя быть в беспрестанном движении: оно вредит его вниманию и отвлекает его от работы.
Наконец, иногда слишком поспешное мнение о своем знании, самонадеянность, от чего расположение неохотно принимать совет или наставление. Великий князь позволяет себе иногда слушать то, что говорят ему его наставники, с какой-то растерянностью».110
«Прошло пять лет, но в Александре так ничего и не изменилось», — с горечью подумал Николай Павлович.
В день Святой Пасхи 22 апреля 1834 года праздновалось 16-летие наследника цесаревича великого князя Александра Николаевича. В церкви Зимнего дворца молебствие совершал митрополит Петербургский Серафим. Сочиненное Святейшим Синодом молебствие специально к этому празднику растрогало всех присутствовавших.
По окончанию молебствия император подвел сына к аналою. Подняв руку к небу, наследник твердым и внятным голосом начал читать присягу. По мере того как юноша двигался вперед в своем чтении, голос его слабел и волнение увеличивалось. Некоторые слова, прерываемые всхлипыванием, он вынужден был повторять снова. К концу присяги слезы ручьем струились по молодому милому лицу.
Прочитав присяжный лист, наследник подписал его и бросился, рыдая, на грудь отца. Они вместе прошли к императрице. Александра Федоровна заключила обоих в свои объятия. Торжественную минуту возвестили в столице 301 выстрелом с Петропавловской крепости и с флотилии, стоявшей перед дворцом. С грохотами выстрелов слился колокольный перезвон всех колоколов городских церквей.
После торжеств император пригласил к себе в кабинет наследника.
— Твой наставник Карл Карлович Мердер умер, — сказал он, печально глядя в глаза сыну.
После празднования 16-летия наследника, Николай Павлович стал брать Александра с собой почти во все поездки. Государю казалось, что личным примером он сможет избавить сына от недостатков, на которые указывал воспитатель цесаревича Мердер.
На этот раз, приехав из Москвы, он вместе с наследником и императрицей Александрой Федоровной прибыли в Троицко-Измайловский собор, где на днях были закончены строительные работы и состоялось его освящение. В семь часов вечера царствующая семья прошла в помещение.
Николай Павлович долго стоял, вглядываясь в ниши между колоннами, в которых разместились образа, написанные именитыми художниками Академии художеств. Потом подошел к одному образу, к другому. Всматривался в них, отходил, и снова возвращался, в раздумье покачивая головой. Все присутствующие в храме, затаив дыхание, ждали, следя за движениями государя, его лицом.
Государь резко повернулся, нашел настоятеля и громко спросил:
— Где глаза твои были?
Резкий грудной голос императора эхом отдался от сводов собора и затих где-то далеко под куполом.
— Днем все хорошо виделось, ваше величество, ей-Богу! — воскликнул ошеломленный священнослужитель.
— Помнишь, Александр, — он обернулся к сыну. — Я тебе как-то говорил, что во всей России только ты да я не воруем. Так оно и выходит.
— Ваше величество, разрешите сказать, сия тень от иконостаса. Он у нас необыкновенный. Образа я видел, они чудесные… — попытался оправдать художников настоятель, заметив, как император приближается еще к одному образу.
— Сказываешь, тень? — Николай Павлович задумался, посмотрел на иконостас, перевел взгляд на ближайший к нему образ. — Ежели так, то я должен видеть оную, а не наблюдаю ее, зато плохую работу различаю.
— Вы бы днем, ваше величество, глянули… — попытался робко защитить мастеров настоятель.
— Хорошая картина, она при любом свете выглядеть должна достойно, — возразил император и, пройдя несколько шагов вдоль стены, указал рукой на нишу, где из темноты выступал образ Святого Николая. — Сему образу святого ничто не мешает. И я ничего против не имею.
— Сия работа господина Егорова, — поспешил доложить священнослужитель.
— Похвально, — кивнул император.
— Если бы не иконостас, то и другие… — настоятель сложил руки к подбородку.
— Убрать, чтобы глаза мои больше их не видели, — резко оборвал его государь и направился к выходу, увлекая за собой Александру Федоровну и цесаревича Александра.