«Известия мои из Вены гласят одинаково с тобою полученными; кажется, надеяться можно, что явного различия с прежним порядком дел не будет; но одна потеря лица покойного императора уже столь велика личным влиянием и уважением, которые к себе вселял, что сего одного уже достаточно, чтобы переменить все сношения с Германиею, в которой он был ключом. Меттерних теперь будет все. Покуда польза Австрии будет с нами оставаться в союзе, дотоль нам на него надеяться можно; но характер его таков, что к нему я никогда никакого совершенного доверия иметь не могу».118
К лету 1835 года император Николай I определился с поездкой в Польшу. Об этом он 30 июня написал князю Паскевичу:
«Я знаю, что меня хотят зарезать, но верю, что без воли Божией ничего не будет, и совершенно спокоен. Меры предосторожности беру, и для того официально объявил и поручаю и тебе разгласить, что еду из Данцига в Познань смотреть укрепления; но одному тебе даю знать, что въеду в царство через Торунь на Нишаву. Конвой вели приготовить на Познань, других не надо».119
Перед отъездом за границу государь оставил завещание наследнику Александру Николаевичу, как ему надлежит поступать по воцарении. Были опасения, что, несмотря на все предостережения, поляки исполнят свои угрозы.
Император прибыл в Данциг на пароходе «Геркулес». Поездка в этот портовый город была символической — его впервые после Петра I посещал русский император. Отсюда Николай Павлович следовал в Калиш на съезд монархов. Путь лежал по краю, кипевшему злобой на Россию. Под Торном злоумышленники сожгли мост. Там же на границе Царства Польского Николай Павлович отпустил приготовленный для него конвой.
Съезд созывался с целью воскресить воспоминания общих побед в 1813–1814 годах. Прусскому королю было отведено помещение, в котором он жил в 1813 году и где 22 года перед тем император Александр I, забыв о совместных действиях Пруссии и Наполеона, протянул руку дружбы Фридриху Вильгельму III, подписав с ним союз государств. Там же в Калише освятили памятник, созданный русскими мастерами в память этого союза.
После лагерного сбора русских и прусских войск, оба императора присутствовали в Теплице на маневрах австрийской армии. Рядом с красивым и статным императором Николаем I стоял физически слабый император австрийский Фердинанд I. Николай Павлович вежливо, даже ласково разговаривал с ним, ничем не подчеркивая свое превосходство.
Австрийцы приурочили маневры к открытию памятника на Кульмановском поле, где русские войска проявили чудеса героизма и где был пленен ими французский маршал Вандамм. Отсюда государь послал георгиевские ленты подвижникам Кульмановского сражения Остерману и Ермолову, давно уже оставившим военную службу.
В строжайшей тайне Николай Павлович навестил в Праге вдовствующую императрицу, супругу императора Франца I и мать императора Фердинанда I. В Праге он провел четыре дня и затем проследовал в Варшаву.
Депутация поляков-горожан, узнав о прибытии Николая Павловича, ходатайствовала о приеме для поднесения приготовленного заранее адреса с выражением благоговейной преданности императору. Государь согласился принять депутацию, но заявил, что говорить на встрече будут не они, а он. 5 декабря поляки собрались в Лазенковском дворце в присутствии наместника фельдмаршала князя Паскевича, варшавского военного генерал-губернатора Панкратьева и генерал-адъютанта Бенкендорфа.
— Вы хотели меня видеть? Вот я, — сказал император, гордо подняв голову и осмотрев собравшихся горожан. — Вы хотели говорить мне речи? — спросил он и, покачав головой, ответил: — Этого не нужно. Я избавлю вас ото лжи. Да, господа, желаю избавить вас ото лжи, — повторил Николай Павлович и продолжал дальше спокойным тоном: — Знаю, что вы не чувствуете того, в чем хотите меня уверить, знаю, что большая часть из вас, если бы возобновились прежние обстоятельства, были бы готовы опять то же начать, что делали во время революции.
Не вы ли сами за пять, за восемь лет пред сим говорили лишь о верности, преданности; не вы ли уверяли меня в привязанности вашей, — и что же? Спустя несколько дней вы нарушили ваши клятвы, допустили дела ужасные!
Император Александр I сделал для вас многое, может быть, более, чем русскому императору следовало, — говорю так потому, что так думаю. Он осыпал вас благодеяниями, он пекся об вас более, чем о своих подданных настоящих; он поставил вас в самое счастливое, самое цветущее положение; и вы за все это заплатили ему самой гнусной неблагодарностью; вы никогда не умели довольствоваться дарованными вам выгодами и сами разрушили свое благоденствие; вы уничтожили, попрали ваши постановления. Говорю вам истину, чтобы единожды навсегда вразумить вас о взаимных наших отношениях и чтобы вы знали, чего должны держаться.