Его величество

С утра Николай Павлович был расстроен донесением о заседании комиссии по установлению телеграфной связи между Петербургом и Петергофом. Павел Львович Шиллинг, с научными занятиями которого император познакомился еще в 1833 году, когда тот с помощью телеграфного аппарата передал депешу по назначению, был сегодня осмеян членами комиссии.

«Они назвали безумием воздушные провода, — возмущался император, надевая шинель. — Они сами безумцы и неучи! Шиллинг умница. Он изготовил первый в мире изолированный кабель, обтянутый каучуком. Сегодня же, после прогулки, прикажу найти его и привести во дворец. Он сделает мне телеграфную линию».

На набережной было малолюдно. Мартовский мороз, на редкость едкий, пощипывал уши. Николай Павлович поднял воротник шинели. Он мог бы отказаться от прогулки и сейчас же заняться делом Шиллинга, но какое-то неизвестное чувство влекло его к Летнему саду.

«Дойду до ворот и обратно», — подумал он, потирая нос рукавицей.

Разогревшись от быстрой ходьбы, государь уже не замечал мороза. Но холодный воздух делал свое дело — заставляя мозг быстро работать. За несколько минут Николай Павлович успел перебрать в памяти события последних дней. Тут и встреча с генералом Фези, отправлявшимся в аварскую экспедицию, чтобы разбить отряд Шамиля, и уточнение маршрута своей поездки на юг страны через Псков, Динабург, Ковно, Минск, Бобруйск, Чернигов, Киев, Вознесенск, Севастополь, Ялту… встреча с Жуковским, передача денег вдове Пушкина, суд и наказание виновных в дуэли.

Вспомнилось, что как раз сегодня, 19 марта, из империи высылается убийца поэта Дантес, разжалованный в солдаты…

Мысль осталась незаконченной — государь увидел женщину, стоявшую к нему спиной при входе в Летний сад. Она находилась на том месте, где обычно его встречала Ольга Андреевна. На плечи дамы была накинута кашемировая шаль, в которой его возлюбленная выбежала в новогоднюю ночь на улицу, провожая императора…

Николай Павлович с неудовольствием подумал: «Я же ей говорил, чтобы перестала меня преследовать. Ну сколько еще можно повторять».

Государь ускорил шаг. Надо было спешить, пока возле входа никого не было. Ему хватит двух-трех минут, для того чтобы коротко объясниться с Ольгой Андреевной, если она опять его ослушается, то всякие отношения между ними будут прерваны.

— Извините, ваше величество, — чужой нервный женский голос прозвучал столь неожиданно, что император, едва приготовивший сказать грозную речь, так и остался с открытым ртом.

— Не гоните меня. Я пришла исполнить последнюю волю Ольги, — всхлипнув, продолжила незнакомка.

— Какой Ольги? Какую волю? — не терявший присутствия духа в самых критических ситуациях, Николай Павлович смешался.

Перед ним стояла молодая женщина. Она была не дурна собой, прилично одета. В ее фразах, в том, как она их произносила, как держалась, чувствовалось хорошее воспитание. Возможно, они виделись где-то и даже беседовали меж собой. Но причем здесь Ольга?

Позднее до него дошло — женщина говорит об Ольге Андреевне Мещериновой, но он не мог никак сообразить, почему Ольга вдруг прислала к нему кого-то на переговоры. В нем опять закипела злость, и Николай Павлович, теряя терпение, подумал: «Недоставало еще посредников в наших отношениях!»

— Бедный мальчик… — дрогнувшим голосом сказала женщина. — Вот ее записка. В ней все написано. Извините.

Он огляделся. Со стороны набережной никого не было. Навстречу по аллее сада неторопливо шла молодая пара. Молодые люди о чем-то громко разговаривали меж собой, смеялись.

Взяв лист бумаги, сложенный пополам, Николай Павлович быстро отошел от ворот и, не заходя в сад, направился далее по набережной.

Предчувствие чего-то нехорошего с первых минут разговора не отпускало его. Такое поведение Ольги Андреевны никак не вязалось с ее образом. Он не знал ее, как свою жену или как Нелидову, но и тех встреч, тех отношений между ними было достаточно, чтобы понять — Ольга решительный человек и одновременно стеснительный. Она за кого-то может постоять, за себя же слова не проронит. Не могла она, если желала сказать что-то серьезное, послать вместо себя переговорщицу.

«Не с сыном ли что случилось?» — тревожная мысль заставила его остановиться.

Николай Павлович оглянулся, поискал глазами женщину, передавшую записку, но не найдя ее, продолжил путь. Страшная мысль, возникшая в голове, теперь не отпускала его. Она усилилась после того, как попытавшись представить себе своего сына Андрея, он обнаруживал пустоту. Государь расстегнул ворот гимнастерки. Холодный северный ветер обжог горло.