Его величество

— Турция разрушается, — сказал с беспокойством Николай Павлович, — дни ее сочтены. Нессельроде отрицает, но я в этом убежден. Султан, хотя и не гений, но все же человек. Допустим, что с ним случится несчастье, что увидим мы после его смерти? Ребенка и регентство! Я не хочу ни единого вершка турецкой земли, но не позволю и другим державам присвоить себе хотя бы единый вершок…

Его императорское величество говорил с таким воодушевлением, так громко, стоя возле открытого окна, что сэр Роберт Пиль поспешил закрыть окно из опасения, что его слова могли быть услышаны на улице.

Роберт Пиль отвечал своему высокому собеседнику, что Англия находится в таком же точно положении относительно востока. Политика ее несколько изменилась лишь в одном пункте: в Египте. Англия не согласится на установление в этой стране слишком сильного правительства, которое могло бы отказать в проходе индийской почты.

Николай Павлович внимательно выслушал министра и продолжил:

— Ныне нельзя условиться, что делать с Турциею в случае ея смерти. Подобный договор ускорил бы ея падение. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы сохранить настоящее положение. Но следует взглянуть честно, разумно на возможность разрушения Турции. Нам необходимо условиться на справедливых основаниях установить вполне искренно добросовестное соглашение, подобное тому, которое уже существует между Россиею и Австриею.151

Император уехал из Англии, убежденный, что собеседники не остались глухими к его предложениям. Он даже приказал Нессельроде отправить в Англию меморандум с изложением всех своих мыслей о необходимости заблаговременного соглашения на случай распада Турции. Николаю Павловичу очень хотелось иметь у себя нечто вроде подписанного Пилем и Абердином подтверждения их согласия с изложенными царем мыслями.

Нессельроде, составлявший меморандум, сделал попытку сгладить опасения, которые могли вызвать в английском правительстве слова государя. Его осторожность вовсе не развеяла свойственной англичанам подозрительности по отношению к тому, что касается действий России на востоке, а даже подчеркнула противоречия между заискивающею формой меморандума и прямодушной откровенностью речей императора.

* * *

Будучи уверенным в скором получении ответного письма из Лондона, Николай Павлович собирался теперь заняться внутренними делами империи. Сразу после его возвращения в Петербург, двор переехал в Гатчину.

Гатчинский дворец Николай I наследовал в 1828 году по завещанию вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Она вменила в обязанность сыну следить за угодьями, содержать их, как содержались при ней.

Первые годы после смерти матушки Николай Павлович редко бывал в Гатчине. Летом в окрестностях городка устраивались военные учения, и он участвовал в маневрах. Вторую половину дня — проводил с семьей, а вечером уезжал в свою палатку, поставленную в военном лагере.

День складывался у царской семьи незатейливо. С утра шли на богослужение. Литургию пели члены семьи и приближенные. Между девятью и десятью часами все дети и внуки собирались вокруг императрицы на утреннее кофе.

Жителям Гатчины был знаком большой запряженный фургон, с кипящим самоваром, корзинами с посудой и булками, который мчался к павильону, назначенному для встречи. В это же время ездовые с развевающими по ветру черными плюмажами скакали предупредить великих князей и великих княгинь, что Александра Федоровна будет кушать кофе. Через несколько минут уже в обратном направлении к павильону спешно направлялись дети и внуки императрицы, облаченные в нарядные платья.

После завтрака дети и внуки императорской семьи гуляли пешком или в экипажах, чтобы к 4 часам вернуться на обед. В 8 часов вечера все собирались в Арсенальном зале, где катались с деревянной горки, репетировали пьесы, в которых охотно принимал участие император. Здесь играли в вист, бильярд, шахматы, в кругу императрицы обязательно читали вслух. Были и такие игры, как жмурки, горелки, кошка и мышка.

Ближе к осени император приказывал привозить во дворец так называемую «школу малолетних детей», созданную при Гатчинском институте. Дети-сироты, до восьмилетнего возраста помещавшиеся у частных лиц, преимущественно в семьях служащих института, были желанными гостями Николая Павловича. Одетые в форменные кумачовые рубашки и плисовые шаровары, в сопровождении начальницы школы Милициной и двух классных дам, высадившись из придворных экипажей, они с шумом окружали государя. Он вел их к деревянной горке, качелям, играл с ними словно родной отец, а потом приглашал пить чай с конфетами, кренделями и сухарями.

Дворец состоял из двух жилых корпусов, соединенных полукруглой пристройкой. В левом корпусе в нижнем этаже располагались комнаты их величеств, цесаревича и цесаревны, а в верхних этажах комнаты великих князей, великих княжон и старейших статс-дам. В правом корпусе помещалась свита и служащие. Тут же останавливались многочисленные гости: министры, сановники, приезжающие в Гатчину для работы с государем.