Императорская семья проживала в Гатчине патриархальным образом. Николай Павлович никого не стеснял и любил даже, когда жители относились к нему с тою доверчивостью и любовью, которые характеризуют отношение детей к своему отцу. Простота отношений простиралась до такой степени, что жителям не запрещалось смотреть в окна дворца, когда императорская семья сидела за обеденным столом или проводила вечера в разговорах и увеселениях.
Арсенальный зал, где чаще всего собиралась императорская семья, помещался на нижнем этаже и выходил окнами на обширный внутренний двор. Хотя у ворот стоял часовой, но он не нес караул, так как доступ во двор был свободен для всех.
Внешняя свобода царской семьи была обманчива. Государь всегда питал к своей жене, хрупкой и изящной, обожание сильной натуры к слабому человеку. Императрица была для него словно прелестная птичка, содержащаяся взаперти в золотой клетке, которую он убаюкивал неподдельною ласкою и вниманием. Находясь в мире великолепных дворцов, роскошных садов, блистая на балах, она вовсе не знала о другом мире, существовавшем вне пределов ее передвижений. Александра Федоровна была добра, с лица ее не сходила улыбка, для всех было приготовлено доброе слово, но это не выходило за пределы круга, в котором государыня общалась с окружающими ее людьми. Она всегда окружала себя красивыми и нарядными женщинами, любила, чтобы вокруг ее все были веселы и счастливы, и хотела, чтобы все женщины были красивы и нарядны, как она сама, чтобы на всех было золото, бриллианты, бархат, кружева. Но однажды этот золотой сон оборвался.
10 августа 1844 года в царской семье произошла большая трагедия. После родов скончалась великая княгиня Александра Николаевна и ее новорожденный ребенок. Осенью царская семья впервые провела в Гатчине больше двух месяцев.
Императора часто видели в парке в ту осеннюю пору. Он ходил по аллеям, мимо оголенных деревьев, осенявших своими почерневшими ветвями с редкой листвой болотистую и полузамершую почву. Его высокая фигура виднелась издалека. Он ходил, чуть сгорбившись, с трудом переставляя ноги, отворачивая от встречных лицо свинцового цвета.
Возможно, во время этих прогулок к Николаю Павловичу пришла мысль перестроить дворец. Реконструкция предполагалась большая: надо было сделать парадные современные залы в Арсенальном зале, гостевые и служебные помещения — в Кухонном, переделать в Центральном корпусе систему отопления и провести ремонт.
Выходя за дворцовый сад, государь останавливался перед зверинцем — территорией в пять-шесть квадратных верст, огороженной частоколом. Вглядываясь в причудливые очертания зверинца, он вспоминал, как решился осушить болота. Несколько лет подряд по окончании лагерных сборов в Красном Селе, сюда в августе приходил гвардейский Саперный батальон — пехотные солдаты и крестьяне копали болото. Прокапывали широкие каналы, торф выбрасывали рядом, образуя острова. Каждый остров обивался кругом нетолстыми сваями, которые переплетались тростником, чтобы берега не расползались.152
Едва семья переехала с Гатчины в Зимний дворец, как новое известие потрясло императора — по пути из Баден-Бадена скончался ближайший соратник Александр Христофорович Бенкендорф.
Второй период жизни Бенкендорфа, начавшийся после разгрома мятежников на Сенатской площади, был неразрывно связан с жизнью императора Николая I. Он сопровождал государя почти во всех поездках по России, часто через шефа жандармов передавались высочайшие указы и важнейшие решения.
В начале марта 1837 года Бенкендорф неожиданно заболел — ему стало плохо на заседании комитета министров. Весь период болезни император не отходил от постели Александра Христофоровича, и те, кто приходил справиться о состоянии больного, получали сведения лично от императора.
Болезнь отступила в мае, и Бенкендорф покинул Петербург. Он уехал в свое имение Фалль, недалеко от Ревеля. Здесь впервые за 38 лет службы Александр Христофорович позволил себе отдохнуть.
У Николая Павловича появился новый помощник — сын Александр, из которого он хотел сделать достойного преемника. В тоже время здоровье шефа жандармов оставляло желать лучшего, но он до последних дней продолжал работать.
Находясь в Карлсбаде, Александр Христофорович, предчувствуя кончину, пожелал умереть в своем имении Фалль. До имения ему доехать не удалось. Он скончался на пароходе «Геркулес», идущем в Ревель, 23 сентября 1844 года.
Получив отказ императора на свою просьбу об отставке, министр финансов Канкрин не сдавался. Он при любом удобном случае напоминал Николаю Павловичу об обещании отпустить на пенсию после завершения финансовой реформы в России. Просьбы стали настойчивее после того, как 1 июня 1843 года вышел манифест об окончательном уничтожении прежних ассигнаций и замене их новыми кредитными билетами, которые разменивались по предъявлении на звонкую монету.