Его величество

Его размышления прервали выстрелы. Прибежал флигель- адъютант Генерального штаба Голицын.

— Ваше величество! Тяжело ранен граф Милорадович. Смертельно, — доложил он.

Государь кивнул. На бледном лице его никто не заметил перемен.

К свите приблизился генерал-адъютант Бенкендорф.

— Слышали о Милорадовиче? — спросил он хриплым голосом.

— Милорадович искупил свою вину. Он не видел другого выхода. Но цена слишком уж дорога, — хмурясь, сказал Николай Павлович.

Мимо на рысях пронеслись два эскадрона Конной гвардии. К императору подскакал генерал-лейтенант Орлов.

— Ваше величество, докладываю, Конная гвардия в полном составе прибыла, — отрапортовал он.

Вслед за первыми эскадронами показались другие всадники. Прибытие конногвардейцев имело для Николая Павловича большое значение. Шефом этого полка был цесаревич Константин Павлович. В детские годы он сам был шефом этого полка. Император тут же приблизился к выстроенной колонне и, волнуясь от радости, приветствовал:

— Здорово, ребята!

По колонне прокатилось: «Ура!»

Сенатская площадь, стесненная заборами со стороны Исаакиевского собора, уже становилась мала для размещения большого количества войск. В тесном пространстве, пройдя по шесть человек в ряд, Конный полк выстроился в две линии, правым флангом к монументу, левым к деревянному заботу, ограждающему собор. Против них стояли мятежники, густой неправильной колонной, закрывая собой вход в Сенат. Между восставшими и конногвардейцами было не более 50 шагов, и они отчетливо различали друг друга. Некоторые даже перекрикивались.

«Они не должны уйти от возмездия!» — думал Николай Павлович, бросая взгляд на мятежную колонну.

«Они должны за все поплатиться», — возмущался император, слыша выстрелы со стороны восставших, получая известия, то об обстреле командующего гвардейского корпуса Воинова, то об избиении директора канцелярии Генерального штаба, флигель- адъютанта Бибикова, пытавшихся образумить солдат и офицеров Московского полка.

Рота лейб-гвардии Преображенского полка под командой капитана Игнатьева, пройдя через бульвар, заняла Исаакиевский мост. Теперь мятежникам было отрезано сообщение с Васильевским островом и одновременно прикрыт фланг Конной гвардии. По Почтовой улице мимо конногвардейских казарм на мост у Крюкова канала и на Галерную улицу ушел батальон Павловского полка.

Находясь на площади с малочисленными воинскими частями, Николай Павлович с нетерпением и тревогой ждал брата Михаила. Мятежники вели себя нагло. Они кричали, стреляли, выказывая свое превосходство над государевым войском.

Михаил Павлович с преданными императору ротами Московского полка появился от Гороховой улицы. Колонна солдат быстрым маршем вытекла на Сенатскую площадь, выстроилась в каре, наполнив площадь гулом шагов, лязгом винтовок.

— Слава Богу, у брата получилось, — сдержанно проговорил император, когда великий князь приблизился и отрапортовал.

Ему вновь вспомнилось испуганное лицо жены.

«Я оставил ее в комнатах в полном неведении о происходящем здесь, — подумал он. — Александра Федоровна сейчас, скорее всего, пользуется ложными слухами».

Мятежники сдаваться не думали. К ним подошло подкрепление — матросы Гвардейского экипажа, и силы, находившиеся в противостоянии, опять выровнялись. Никто не мог сказать, сколько еще прибудет сюда восставших, какие полки примкнут к императорскому лагерю.

Отыскав взглядом друга детства Адлерберга, он позвал Владимира Федоровича к себе и приказал подготовить загородные экипажи для матушки и жены, чтобы, в крайнем случае, если противостояние будет перерастать в стычки, препроводить их с детьми под охраной кавалергардов в Царское Село.

На душе его было неспокойно. Если еще утром он с мальчишеским задором готов был умереть под пулями мятежников, то теперь не мог избавиться от тревожных мыслей, роем вьющихся в голове. Он обвинял себя, что положился на Милорадовича и не привлек более никого к поиску мятежников, о которых говорилось в письме из Таганрога. Он давал команды, советовался с генералами, мысленно определял, кто из них войдет в его ближайшее окружение, когда, наконец, мятежники будут разбиты и наступит мирная жизнь, но потом вдруг останавливал ровный ход мыслей, в страхе представляя, как бунтовщики врываются в Зимний дворец…

Передав команду войсками великому князю Михаилу Павловичу, император направил коня к Дворцовой площади, оправдываясь сам перед собой, что торопится не к жене и детям, а на встречу с Саперными батальонами.

Едва Николай Павлович со свитой миновал здание Главного штаба, как увидел идущий в беспорядке со стороны Зимнего дворца с развернутыми знаменами лейб-гвардии Гренадерский полк. Приблизившись к гренадерам, он радостно крикнул подкреплению:

— Стойте!

Ему хотелось, слезь с коня, целовать каждого, прижимая к груди, говорить ласковые слова. В трудную минуту гренадеры могли полностью повернуть ход событий и прекратить стояние на Сенатской площади. Это была сила. На нее сейчас надеялся император, вглядываясь в лица гвардейцев.

И в это мгновение кто-то из толпы крикнул:

— Мы за Константина!