Его женщина

Вилме была отличной слушательницей. Не перебивала, не ойкала, не комментировала. Я видела, что слушает она меня не из вежливости – это же видно всегда сразу, по глазам.

Выслушав меня, она рассказала, что мужчина у нее появился спустя девять лет после смерти мужа. Вот тут я видела, что она загрустила.

– Ну и как? – осторожно, чтобы не показаться бестактной, спросила я.

Вилме махнула рукой.

– А никак! Никак, понимаешь? Ничего похожего из той жизни нет и в помине. Ни-че-го! Все по-другому. Наверное, и не может быть так же, все люди-то разные. Муж мой покойный был исключительным человеком. Я больше таких не встречала. Вот поэтому и было так сложно принять и привыкнуть к другому. В чем наша беда? Мы начинаем сравнивать ту жизнь и эту. Сравнивать, складывать, вспоминать. А этого делать нельзя. Категорически, слышишь? Как только начнешь – все, конец. Тут можешь смело поставить точку. Ты должна понимать – это другая жизнь, отличная от предыдущей. Тут все по-другому. Хочешь – прими. Не хочешь – уйди. Только он, твой новый мужчина, не виноват, что тот для тебя был лучшим, самым любимым и самым прекрасным! Он не виноват, что того ты любила так, как бывает раз в жизни. Он вообще не виноват, что встретил тебя после всего – разрушенную, сломанную, никому не верящую. А ты прими его, впусти в свое сердце. Ну, может, не так, как того, первого. Только помни, повторить ту жизнь невозможно. Но ты ему поверь – он желает тебе добра. И ему тоже несладко, он же все понимает. Понимает: ты еще там, в том измерении.

– Некого впускать, – усмехнулась я. – Некого впускать и некого принимать. Некого понимать и некому верить. Увы.

Вилме кивнула.

– Это заметно. У тебя глаза потухшие, мертвые. А мужик это видит, еще как видит, поверь! А ты попробуй, а? Вдруг получится? Бабий век, – как говорят… Раз – и приехали. Все, конечная остановка.

Мы замолчали. Потом Вилме сказала:

– Мой второй мужчина, конечно, не муж – друг, любовник. Как угодно. Но он много мне дал, поверь! Уверенности прибавил, смелости. Я после смерти мужа была совершенно разбита, жила как во сне. Ничего не хотелось, да что там, жить не хотелось. А он и с мальчишками помогал – в лес, на рыбалку. И материально. И отдыхать мы ездили – все вместе, с ребятами. Это очень важно, когда вместе. Когда понимаешь, что его волнует твоя жизнь. Понимаешь, что ты не одна – даже тогда, когда он возвращался туда, в ту семью, я не чувствовала себя сиротой. Я знала – оттуда он не уйдет. Да и не надо – мы все равно были вместе, ты понимаешь?

Я кивнула.

– Он был женат с ранней молодости – брак одноклассников, ты знаешь, как это бывает. – Вилме замолчала, и я увидела в ее глазах бесконечную грусть. – Но я не мучаю его, не тереблю. Так – значит, так. Пусть лучше так, чем никак.

Я почему-то вздрогнула от этих слов. Такие истории для меня всегда были табу.

– Да, он женат, – повторила Вимле. – Что тут поделать? Я долго мучилась, понимая, что это плохо, отвратительно даже, безнравственно. Но я решила, что буду думать о себе, а не о какой-то там женщине. Тем более – незнакомой. Я ведь тоже намыкалась и настрадалась. В общем, я долго раздумывала и разрешила. Я разрешила себе, понимаешь, быть хоть немножко счастливой и не одинокой! Я простила себя. И слава богу, что я была не одна – у меня были дети. С ними я и встречала праздники – Рождество, дни рождения. Новый год. Я не была одинока – накрывала стол, пекла пироги. Наряжала елку.

А он, мой мужчина, с нами он был тогда, когда мог. И с этим я тоже смирилась. И все-таки я не была одна! Ты понимаешь? У меня был и есть человек, есть мужчина.

– А его… жена? – спросила я. – Ей все известно?

– Да что тебе до нее? – досадливо махнула рукой Вилме. – Живет не тужит! Ездит на курорты, воспитывает внуков. И при положении – жена! Ей, кажется, этого вполне хватает. Что мне думать о ней? Мне, знаешь ли, есть о ком подумать! А жить с вечным чувством вины? Нет, не хочу!

И я извинилась за свою бестактность.

После этого мы наконец улеглись спать. Я очень устала – ничего не делала, а устала. И мне показалось, что моя попутчица тоже. Во всяком случае, она тут же уснула. А я лежала без сна. Поезд мирно постукивал колесами, мимо проплывали скупо освещенные полустанки, и наше купе на минуту вспыхивало мутным молочным светом, снова погружаясь в привычный полумрак.

Я думала о судьбе Вилме, моей случайной попутчицы. О судьбе мамы, которую оставил мой отец. Я думала о своей судьбе, об избитых, банальных, но правильных фразах о том, как короток бабий век и как надо спешить – не успеешь оглянуться – все, конечная станция. И как сказала Вилме – приехали.

В Таллин поезд прибывал рано – около восьми утра. Мы проснулись, и мне показалось, что мы обе смущены вчерашними откровениями. Впрочем, через полчаса мы расстанемся и навсегда забудем друг друга.