Читаем Его зовут Ангел (СИ) полностью

Ангел Самарский (нелепо звучат вместе его фамилия и имя) невероятно умный для своих почти-шестнадцати лет. Он так умен, что по сравнению с ним многие взрослые, с которыми я знакома (через родителей) кажутся мне простыми и, возможно, глупыми в каких-то моментах.

Ангел Самарский не просто идеальный друг, он идеальный человек, каких, наверно, больше не существует в этом мире. И, думая о нем, я, официально неверующая, допускаю мысль о существовании Бога, потому что не могу объяснить факт своего знакомства с Ангелом, потому что мир огромен, и в нем живет семь миллиардов людей. Но он встретился именно мне. Это определенно что-то волшебное.

И я безоговорочно убедилась в том, что дружба может существовать. Пусть я знакома с этим чувством не так долго, но уже успела окунуться в нее с головой. И я не хочу выныривать, я хочу тонуть, потому что это превосходно - бесследно исчезать там, где хорошо.

Растворяться в дружбе.


***


Дни начинают лететь со скоростью света, и впервые мне хочется, чтобы время замедлилось.

Через неделю в понедельник с больничного выходит Егор. Он находит в класс перед алгеброй, в то время как мы болтаем с Ангелом о квадратных уравнениях.

- Привет, - мы с Ангелом в раз отрываем взгляд от учебника и поднимаем головы.

У парты Ангела, за которую я подсела на время перемены, стоит Егор и неуверенно смотрит на нас. Я вижу, как расцветает широкая улыбка на лице Ангела, и чувствую укол ревности в груди. Я никогда не была эгоисткой в дружбе, потому что у меня не было друзей. И я не понимала, почему у одного человека не может быть два лучших друга. А теперь понимаю. Один всегда будет ревновать другого к третьему. И это ужасно глупо.

- Привет, - Ангел встает со стула, и они с Егором пожимают друг другу руки.

Я ловлю себя за мысли, что Ангел стопроцентно знал о выходе Егора с больничного.

Когда Егор смотрит на меня, я неуверенно машу ему рукой в знак приветствия, и он кивает мне в ответ. Мы с Егором с пятого класса сидим за одной партой, и я никогда бы не подумала, что увижу в нем соперника. Хотя, может, все это идиотизм? Ну, то, что я воспринимаю дружбу, как борьбу? Ведь это не так. Просто… просто я не знаю, как мне вести себя. Все это очень необычно и странно для меня.

Я пересаживаюсь на свое место и слышу, как Егор и Ангел начинают разговаривать друг с другом. Я даже не смотрю в их сторону, и уж тем более не собираюсь влезать в их беседу. Вскоре в класс заходит учительница, и начинается урок. Егор отворачивается от Ангела, и я на секунду поворачиваю голову в его сторону. Мы смотрим друг на друга несколько долгих секунд, и Егор неуверенно улыбается мне. Я натягиваю крошечную улыбку в ответ.

Может, все не так плохо?


***


В этот же день я иду из столовой. Ангел еще с Егором. Они просто не могут оторваться друг от друга. И я решаю сегодня не вмешиваться и абстрагироваться.

У кабинета истории я вижу Камиллу и остальных девочек. Увидев меня, они начинают переговариваться. Снова. Им это не надоедает? Разве у них нет своих вселенски важных тем для разговоров?

Я заставляю себя не обращать на них внимания и достаю учебник по истории, чтобы повторить домашний параграф. Но сосредоточиться трудно, и я то и дело поглядываю в сторону своих одноклассниц. Не знаю, специально ли, или они действительно не знают такого понятия, как чувство меры. Мне кажется, второе, потому что для первого все равно нужны мозги, а они этой ценности лишены.

Камилла чересчур громко выражает свое удивление оттого, что я, оказывается, умею улыбаться и разговаривать. Я смотрю в ее сторону и думаю, как Бог (вероятность его существования для меня равна вероятности его не-существования) смог допустить такую чудовищную ошибку, создав этих дурочек? Ну, серьезно. Они ведь реально без мозгов.

Так вот, мои дорогие одноклассницы с каждым словом повышают громкость своих голосов, и их слышно если не на всю школу, то на весь этаж точно. Я вот думаю. Если для них я изгой, отброс, чучело и сумасшедшая, так почему же они обсуждают меня? Им не все ли равно, в чем я одета, как смотрю и что говорю? Почему бы им лучше не обсудить то, что они так любят? Платья, лак для ногтей, прически и косметику? Неужели они предполагают, что способны мыслить о чем-то другом?

Мои одноклассницы настоящие аспиды (это такие ядовитые змеи).

Вскоре разговор плавно перетекает от меня к Ангелу, и вот тут я не могу не прислушаться.

- Какой у него ужасный шрам, - морщась, говорит Камилла. - Я бы никогда не стала даже разговаривать с таким.

- Ага, - поддакивает Настя Казанцева. Еще одна особа, думающая, что она умная и красивая. Но дайте мне влажные салфетки, и я сотру всю их «красоту» за пять минут. - Еще и хромает.

Я чувствую прилив злости и раздражения, глядя на сборище тупоголовых девиц. Ох, Боже. Серьезно? Ты создал НЕПОПРАВИМУЮ ошибку…

- У Ангела совсем не ангельская внешность, - воодушевленно говорит Лазарева Света, и все они начинают смеяться над ее грандиозной шуткой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза