Его зовут Энгус

– Да, так сразу я ему и отдалась. Я понимаю – это невероятно, здесь она едва смех сдерживала сама… Но всё же, справившись с собой продолжила, смотря на ногти свои при свете приборной панели. – А что? Хорошему человеку ничего не жалко, знаете ли… И знаете ещё что, мистер Гробан, мне кажется, Вы очень хороший человек… В контексте всего ею сказанного эта похвала выглядела более чем отвратительно и в этот момент он понял окончательно, что лучше прекратить это всё сейчас же… -Я думаю…-на выдохе как-то произносит Энгус, искренне не понимая, как так можно деградировать…– Вы должны заботится о своей дочери… И это в первую очередь. Как бы констатируя, говорит Гробан, судорожно переводя дыхание и переводя же взгляд на дорогу. Этим даёт понять, что разговор окончен. Ничуть не смутившаяся Глория, лукаво улыбаясь, и ямку на щеке тем самым симпатичную показывая, опять протягивает руку. Как бы случайно, задев его колено, рука её, немного задержавшись, возле коробки передач – берёт, владелицу свою оправдывая явно, какую – то книжонку, завалявшуюся здесь, должно быть – с незапамятных времён. В ситуации, в которой оказалась, девушка не чувствует себя виноватой и тем более плохой. Её ещё больше распаляет этакая несговорчивость и неподатливость этого человека, который при ином раскладе, вполне бы мог ей заменить отца. Для неё всё это было сродни приманке. Старая французская сказка о Синей Бороде и несчастных его жёнах, натолкнула бы девушку иную на размышления, того не лучшего смысла, который, конечно, здесь утрачивал свою актуальность почти полностью… В уюте, располагающим ко сну… В тишине почти… Слева от неё, там вдали и в вышине, изредка выглядывала то из – за одного дерева, то из – за другого – то вырываясь из целой череды собратьев этих лиственных, одинокая луна…Тосковала…

На приборной панели, со всем неотъемлемым от неё самой, была небольшая фотография. Всё понятно, наверное… Человек действительно порядочный… Фотография была, тем доказательством, если человеку, взглянувшему на Энгуса покажется, что-то затаённо – странное в тех тёмных глазах…

Билли Холидэй не пела. Её благополучно сменила вполне себе живая Шакира. Она пела одну из первых своих песен. Глория же продолжала то, что обязательно собиралась сегодня закончить. Главное, всего лишь, зайти с правильной стороны…

–Ну ладно, а что во вторую? -с просящей интонацией в голосе спросила Глория и, помедлив секунду, слово – «очередь» cказав, закончила то предложение, которое и заставило Гробана отвлечься от дороги. На вопрос в его взгляде девушка ответила тем же, после чего, театрально всплеснув руками мол: «да что же вы все – то такие правильные! »протянула – ошеломлённо будто –«проехали», и поскучневшим взглядом уставилась на дорогу. В этот момент, она ей казалась куда более интересной, чем этот скучный тип. Правильность в людях её всегда раздражала и выводила порой из обычного её состояния кое, в свою очередь, характеризовалось легкомыслием крайних порядков. Она смотрела сейчас задумчиво вперёд. На дорогу. На дорожную разметку методично-маниакально бросающуюся, подобно самоубийце, отчаявшемуся под машину… Как, в старом чёрно-белом фильме «Мост Ватерлоо», может… Или же, другой сопливый сюжетик, воплощённый в лучших традициях «Города Ангелов» тридцатых – сороковых годов, с экранным временем часа полтора.

–Мистер Гробан, а вы смотрели «Мост Ватерлоо»? – улыбку в уголке рта затаив, тем самым, симпатичную ямку вновь, обнажив, спросила Глория. Со вздохом, отвлекшись от дороги Энгус, устало как – то, «Ну что ещё? » -посмотрел на девушку. Сейчас она напомнила ему Дженис Джоплин… Этакая рыжая бестия. И никто с ней ничего поделать не мог…

Кроме самолётов…*(авт. примеч_3), вырвалось, непроизвольно у него, и ему, запнувшемуся, ничего другого не оставалось, кроме, как молча смотреть на дорогу… В слух и Глория, и Энгус, оба сказали что – то лишнее. И только Глория контролировала в тот момент всё, намереваясь в своём обыденном легкомыслии, также легко пошутить, подразумевая под невинным, но не нужным совсем вопросом то, что такие «праведники», каким являлся Энгус, должны бы посмотреть тот фильм, как чёрно – белое доказательство тому, что нет безвозвратно белого, как нет окончательно чёрного, и что целомудрие не есть добродетель в последней инстанции, потому как оно не испытано на верность, добродетели элементарным пороком, который так часто ходит рядом. Поджидающий… Конечно, так усложнено, она не думала… Но сложны здесь только слова… Суть же остаётся одна, и её – то как раз она хорошо поняла. Но она не думала об этом более положенного мгновения, потому как слова Гробана интриговали рьянее… К чему бы это упоминание о самолётах? В ней зародилось даже подозрение, граничившее с опаской и с ней же именно, теперь смотрела она на него задавая вопрос:

– Что за самолёты? – спросила Глория, думая, что кроме странной фамилии в этом человеке было ещё что-то… А что ещё могло выдавать «на гора», странности подобного рода?