Его зовут Энгус

Луна, выглядывая иногда из одеяний тёмных туч, могла свидетельствовать в дальнейшем, что была свидетелем тому обстоятельству, что полям фермерским уступив, лес остался позади. Машины, которая уверенно продвигаясь вперёд, с такой скоростью, часа через два уже будет в городе. Разумеется лес, претендующий захватить и дорогу, будет ещё впереди, но пока, лишь фермерские угодья, и трактора тут и там, брошенные словно. Украдкой, Энгус посматривал, иногда на Глорию. Последняя же, ничего не замечающая вокруг, возилась, нажимая какие – то кнопки, и крутя какие – то регуляторы, с его магнитолой. Ему было всё равно до магнитолы, до Глории. Но не до малышки. Слишком беспокоила его её судьба…Тишина в машине до поры до времени, нарушаемая лишь ровным гулом, двигателя, пустила, наконец, в свои пределы голос Мадонны. Она пела «Остров Бонита» кажется. Вернее Энгус не мог бы сказать. Он слишком был сосредоточен, в тот момент, на своём раздражении. Ведь, думая, именно о её дочери, он выключил эту чёртову магнитолу. А что же она? Та, что в первую очередь должна думать о тишине? Ещё и ритм отбивать щёлкая пальцами стала, сделав по ходу громкость сильнее. Энгус посмотрев в зеркало, и заприметив шевеление под пледом, устало вздохнув, посмотрел вдаль. Туда, где в поле, без соседей и в одиночестве стоял домик. Фермерский, конечно. Во всех окнах горел свет, и даже мансарда радовала взор приглушённым каким-то, уютным светом, что струился скромно в маленькое, круглое окошко. В таком месте все счастливы, наверное. У детей простое, но понятное будущее. У родителей простые, но не утомляющие будни. А свет в мансарде позабыли выключить затем, что знают, как часто их дети поднимаются туда… В пыльное пристанище старых игрушек и позабытого хлама, который, отнюдь, для них не хлам, но целый мир их сказочных фантазий и чаяний…

Простое, но понятное будущее, – думал Гробан, по сторонам украдкой, смотря, и понимая, что раздолье открытого пространства кончится сейчас… Как только машина его достигнет леса впереди. Что так пугает и так тёмен. Как темно будущее этой крохи, на заднем сиденье, что почти проснулась уже. И как тут не проснутся?

–Хватит щёлкать! – сквозь зубы, сказал, раздражённый вконец Гробан, и потянувшись к магнитоле, выключил её. Глория, хотела что – то сказать, потянулась резко к магнитоле, но увидев что – то в глазах его, сникла. Но лишь на секунду. Она не собиралась так просто сдаваться, и посмотрела с вызовом на него, и так будто хотела этим сказать: «Да знаешь ли ты кому портишь настроение? »

– Куда ты собираешься после больницы? – голос Гробана, был неожиданно громким, и Сэнди закатившись, привлекла, наконец, внимание матери.

– Тише, тише, моя сеньора, начала причитать Глория, взяв малышку на руки, мистер Гробан не хотел нас напугать. – Да мистер Гробан? – он, просто спросил, – Куда ты со своей мамочкой едешь потом. Энгус в сердцах покорил себя. Ведь, будучи совсем недавно самым радеющим, за покой девочки, теперь он стал чуть ли не главным нарушителем его.

– Может она есть хочет? – с участием, спросил он, и понял сразу, как всё-таки, в тот момент был комичен и неправдоподобен. Она от голода умирает, а он предполагает. Ну, не дурак, ли? И это он, в возрасте человек. Взгляд же девушки, впервые смущённой, говорящей, явно недовольно: «Откуда вам знать? мистер Умник, развеял вмиг все его сомнения. В тот момент для себя он принял окончательное решение. Но как всё это лучше сделать? До города остаётся пять миль. Чуть больше, чуть меньше. Не суть важно. Важно то, что нужно решить сейчас. К счастью, малышка у материнской груди успокоилась быстро и даже засопела, уснув должно быть. Глория, в раздумьях смотрела на дочь, и иногда за окно в ночь. Часы синим светом на приборной панели показывали половину двенадцатого. Дождь прекращался. Их путь лежал опять среди деревьев – тихо постанывающих, скрипящих, ведомых верно ветром слабым. Небо этим же ветром очищенное от обрывков туч, являло взгляду россыпь звёзд. Луна таилась ожидая что-то.