Его зовут Энгус

– Я что-нибудь придумаю, тихо произносит будто сама себе, девушка. Она смотрит вперёд, поглаживая голову дочери. Или же ей она говорила всё это. Из динамиков «Энигма», вкрадчиво – сентиментально напоминающая о местах, где мы ещё не были. И где, вряд ли, когда-нибудь будем. В глазах Глории блестят слёзы. Энгус увидел их, когда повернувшись к девушке после её «Я что-нибудь придумаю» хотел съязвить ей в духе её, ей же, отвечая. Что-нибудь, вроде «Ну-ну», – вполне бы сошло. Но блеск, в глазах её, вовремя, за-приметив остановился, поражённый на дорогу вновь смотря. Нет, он слышал, конечно что люди творческих профессий весьма и весьма подвержены смене настроения. Вот только Глория никак не тянула ни на одну из перечня этих самых профессий. Есть одна но едва ли она такая творческая. Впрочем, самоотдача там, действительно на грани самопожертвования. Жёлтые, редкие листья падали на форд, проходящий очередной замысловатый поворот в той глуши, где редки, очевидно, машины. Колёса, с почти исчезнувшим рисунком протектора, взрывали прямо – таки кучки листвы, коей в этом месте было необыкновенно много. Казалось, кто-то нарочито набросал всё это здесь, стараясь скрыть самую дорогу.

– Мне нужно выйти, – несмело, как-то говорит Глория, смотря на Гробана, так будто тот может этому противится.

– Да, конечно, – выдыхает Энгус, словно этого только и ждал. Со стороны, вообще было похоже, что даже если бы Глория и не сказала ничего, он всё равно бы остановился. Не известно зачем, и почему, но впечатление было именно, что такое. Девушка не могла этого не заметить, и рефлекторно наверное, на уровне подсознания своего, чувствующего что – то, прижала малышку к груди, смотря на Гробана. Привкус горечи во рту был преддверием, как будто. Но к чему? Голова кружилась, почему-то. Ей нужно выйти.

–Ты в порядке? – голос Энгуса был, без сомнения, участлив, – мы с Сэнди подождём.

Форд работал на холостых, поджидая…

Взгляд, так кстати, упал на фотографию его семьи и девушка, последние сомнения отбросив, судорожно вздохнув, и ребёнка спящего на заднее сиденье машины положив, вышла из неё сказав пред этим: – «Я быстро». Гробан кивнул. Дверь закрылась.

Глория, оказавшись вне машины, в листве, хрустящей предупредительно под ногами, взгляд уронила на свет, едва заметный, в чаще леса. Там дальше…Но как здесь тихо…Девушка подумала, что в фильме, будь происходящее с ней сейчас эпизодом, в каком-нибудь триллере, очень кстати была бы игра фортепиано, тревожная. На клавишах, выдающих высокие, предостерегающие звуки. Но всё это было, конечно, её воображением лишь. В реальности же, тишина, нарушаемая, лишь ровным рокотом двигателя машины, от которой всё дальше в лес уходила Глория, её не пугала. Она не знала, наверное, что очень часто тишина, лишь начало. А потом, пришло осознание того, что на фотографию она посмотрела не сама. Гробан, словно поправляя, эту самую фотографию притронулся, поправляя её, именно тогда, когда девушка, прижимая Сэнди к себе, больше всего сомневалась в нём. И том кто он. Наспех одев джинсы, она побежала, как могла быстро, обратно. В библии написано, что обратный путь короче. Глория, не подписалась бы, под этим утверждением согласием. Хрустнувшая ветка, под левой ногой сделала это громко. Но не громче стука в груди. Всё же, это вместе даже, меркнет на фоне рёва двигателя. Страх, не таясь объял её, и она поняла, что не переживёт этого. Ведь какой бы она не была, девочку эту она любила, и понимая порочность свою, для Сэнди хотела другого. Но, поздно, было что либо менять. Потому как, злорадствуя громкостью мотора, зелёный форд – скорпио 89_го, уносил её дочь от неё прочь…

Гробан всё решил. Он сделает так, как решил. Сейчас привезёт малышку Сэнди домой. Никто не остановит его. Девочка должна быть в безопасности.

Он опять ехал среди полей. В приёмнике с хрипотцой, едва уловимой, голос диктора вещал о череде из ряда вон выходящих событий, кои степенью сумасшествия, тянули на сценарий, достойный самого Альфреда Хичкока. В студии радиостанции гостем был известный психиатр, который консультировал детектива Стивенса. Того самого который почти взял психа два месяца назад…

– То есть, Вы хотите сказать, -говорил диктор, не разбиравшийся, казалось, до конца, в том, о чём говорил, -Что во всё это он и сам не верит?

– Вполне возможно, – соглашается психиатр, однако же, никому доподлинно не известно, что творится в головах, не то что подобных субъектов, но и даже обычных, нормальных людей.

–Ну, а о степени «нормальности», нормальных людей, мы уже говорили с Вами, не так ли? – ввернул диктор.

– О, да, -сказал психиатр, оставим эту тему, иначе под угрозой подозрения мы все. Смех, в конце естественно разряжал обстановку, смягчая серьёзность поставленных тем. Между тем психиатр продолжал, переметнувшись ловко, быть может в качестве лирического отступления, на конец девятнадцатого века: – «когда лоботомия» – психиатр не договорил, потому что Энгус, не дослушав, выключил радио. Зелёная подсветка напоследок, вздохнув, моргнув угасла.