Его зовут Энгус

– В этих местах, примерно, года два назад…– сказал он словно, борясь с самим собой, потерпел крушение «Боинг», а затем, будто, опомнился, осекшись словно, рассеянно как-то мол «ну да ладно» – махнул рукой и улыбнулся. Ей понравилась эта улыбка… Такой улыбкой обычно оправдываются…

– Мысли вслух, прости… – сказал он, и она поняла, что эта тема для него болезненна… Не бередить пожалуй, лучше. С этим мнением в голове она, вновь поскучневшим взглядом стала смотреть в окно… Косой дождь неистовыми многочисленными пальцами бил по крыше, лобовому стеклу, норовя как будто добраться до них. Малышка Сэнди, не пожелав палец изо рта достать, спала. Была там, где конечно же, была счастлива. Дворники, трудясь не покладая рук, скрипели тихо по стеклу. Глории было скучно и спать почему – то не хотелось. Она посмотрела на магнитолу, зелёным успокаивающим цветом выдающую себя, и вспомнила, что у художника была точно такая же. О нём она вспоминала редко, но всегда и неизменно с теплотой и тоской. Никто из немногих её родственников и не догадывался даже, где может быть их нерадивая дочь и сестра вот уже три месяца. А именно, столько времени прошло с того момента, как беременная девятнадцатилетняя девушка, понятия не имея, кто из нередких ухажёров её мог быть отцом ребёнка, ушла из дома. Просто так и в чём была. Она не знала, что ещё могла в той ситуации поделать. Всегда, подобным образом поступая, она забывала, конечно, что все проблемы с этого всегда и начинались. Взять, хотя бы, ту осень девять лет назад, когда своевольная и свободолюбивая девочка забрела поздней ночью в загородный дом одного свободного, так сказать, художника. Свободным он был не только от канонов признанных, коллег «по цеху» …Его «свобода», опускалась ниже, к тайным порокам человеческого начала. Туда, где каждый из нормальных даже, людей способен впасть, как в некую крайность, о которой предупреждал как-то Ницше, имея ввиду то, что должна быть мера всегда и во всём… Смена ориентации его была лишь началом. Прелюдией, к созерцанию девочки в кружевном красном лёгком платье, среди холодной осени. Такой увидел он её впервые. Лёгкой, беззащитной и ранимой…

Отличие Глории от всех других детей уже, тогда было прямо – таки, скажем, поразительным. Она никому ничего не сказала… Более того через неделю она снова пришла. Наверное всё же, уродство души, явственно различимо в некоторых, уже в детстве…

Гробан не знал, конечно, всего того, что жизнь её была насыщенной и т. д., и т. п… Но в любом случае, он не смог бы проехать, мимо всей этой истории, в лице Глории, которая всё же внешне напоминала ему Анну, по той простой, единственной и маленькой причине, что была на руках у девушки… У Энгуса слёзы на глаза наворачивались, и сейчас, когда смотря в зеркало, на заднее сиденье, где притаился забавный, укутанный, плешивым клетчатым пледом ребёнок, он осознавал, что вряд ли, жизнь этой девочки будет завидной. С такой – то матерью… Он посмотрел на фото своей жены, двадцатилетней давности, с тогда ещё совсем малюткой дочерью, и подумал, совершенно неожиданно для себя, что жизнь этой, на заднем сиденье его машины, малышки не должна продолжатся впредь рядом с Глорией. Он должен забрать её к себе. Глорию, высадив возле больницы в городе, как она того хотела, дать по газам, не обращая внимания на истошные крики её (а будут ли они? ), увезти кроху её с золотистыми волосами и голубыми глазами, в лучшую, предсказуемую жизнь. От мысли этой, так неожиданно пришедшей к нему, он вздрогнул, и посмотрел с опаской, как – то (не услышала ли? ) на девушку.

Дождь прекращался.