Эйфория

Не то чтобы Бенедикт работал в обстановке строгой секретности или никогда не общался с представителями прессы. Ему довольно часто поступали предложения, иногда он соглашался, давая короткие и ироничные комментарии, которые чаще всего не шли ни в печать, ни в эфир. Просто потому, что их невозможно было вписать ни в какой контекст. И Бенедикт об этом знал. Тони не мог бы сказать, что он таким образом разыгрывал журналистов или подтрунивал над ними, – скорее, он просто действовал так же, как и всегда, – так, как ему хотелось в данный момент, без оглядки на мнение или ожидания окружающих.

Именно поэтому согласие Бенедикта дать большое интервью для глянцевого иллюстрированного журнала стало для Тони полнейшей неожиданностью.

Представитель издания связалась с ними неделю назад, написав на сайт, представившись и заявив, что их журнал крайне заинтересован в интервью с мистером Тэррингтоном и будет рад обсудить условия встречи. Тони, занимавшийся сортировкой почты, вначале решил, что это специфическая клиентка с фантазиями, и автоматически отправил запрос в корзину. Но через день пришло еще одно письмо, а потом – еще, и тогда стало ясно, что речь действительно идет об интервью. Тони показал письмо Бенедикту и приготовился посмеяться вместе с ним и написать журналистке вежливый отказ, но тот неожиданно согласился.

Тони по сей день терялся в догадках почему.

Он вышел из лифта и, пройдя по коридору, открыл дверь агентства своим ключом и, не глядя по сторонам, сразу прошел в кабинет Бенедикта.

Бросив на стул легкий летний плащ и захватив со стола папки с новыми делами, Тони устроился на диване и принялся листать свежие заявки. Спустя полчаса он отложил работу и направился в приемную, решив сделать перерыв. Пока он рылся в ящиках, в которых Мэри хранила свои запасы ценных колониальных товаров, в поисках подходящего сорта кофе, его мысли вновь вернулись к прежней теме. Тони включил кофемашину и, наблюдая, как маленькая фарфоровая чашка для эспрессо медленно наполняется темно-коричневой жидкостью, в очередной раз задумался о том, зачем все-таки Бенедикту это интервью.

Забавно, что у него нет вопросов по поводу того, зачем это интервью самому журналу, хмыкнул Тони. Нет, ну с этими-то все понятно: исчерпав список тем, в которых фигурировали бы политики или представители селебритиз из шоу-бизнеса, они решили попытать счастья в более пикантной – как они ее себе представляли – сфере. Но Бенедикт?

Бенедикт.

Тони взял двумя руками горячую чашку и сделал глоток. Они с Бенедиктом были знакомы более двадцати лет, работали вместе шесть, виделись практически каждый день, но если бы кому-нибудь вдруг понадобилось спросить Тони, что ему известно об этом человеке, он не знал бы, что ответить.

Бенедикт был открытым, умным, веселым, и так было всегда, сколько Тони его помнил и сколько длилась их дружба. Он никогда не уходил в себя настолько, чтобы отдаляться на недосягаемое расстояние, и все же никогда не был настолько близко, чтобы его можно было читать как открытую книгу.

Тони усмехнулся.

Бенедикт походил на шкатулку, которая, хотя, возможно, и не закрывалась на замок, не имела очевидного рычага или кнопки, после нажатия на которые она оказалась бы доступной всем и каждому. Яркий и одаренный, он умел становиться незаметным, когда этого хотел, но стоило разбудить в нем азарт и любопытство, чтобы увидеть, как его внутренняя сущность (помесь кошки и дракона, посмеивался Тони в университете) разворачивалась во всю мощь, моментально привлекая к себе внимание всех и каждого.

Он мог бы быть телезвездой. Мог выбрать карьеру ученого или дипломата. Природная гибкость мышления и умение подстраиваться под любую ситуацию обеспечили бы ему легкое продвижение вперед в обеих сферах. Умение много и упорно работать сделало бы его успех неслучайным, заложив фундамент, обеспечивший бы его положению прочность и устойчивость.

Он стал хастлером.

Тони тряхнул головой и рассмеялся.

Отмотай он время назад, подойди к любому из их курса и спроси: веришь, что такое может быть? – и на него посмотрели бы как на перебравшего лишнего или сумасшедшего. Да, Бенедикт никогда не был примерным мальчиком, которого живописует реклама образа жизни успешного представителя высшего общества, да и к самому этому обществу он, строго говоря, не принадлежал. Но угадать в высоком кудрявом юноше, просиживавшем часами в библиотеке и за все время обучения едва ли дважды не подготовившем домашнее задание, сегодняшнего Бенедикта было практически невозможно.