Читаем Эха – на! полностью

Анонимка что ли? По сути конечно же, и тьфу на неё, на подлую. Однако трудненько порой остановиться, приняв к сведению некую актуальную тему, например – достижения нами всеми и каждым в отдельности простого такого вроде бы счастья. Один мой, покойный к прискорбию, друг, во студенчестве изобрел рецепт элементарного счастья. Он имел обыкновение время от времени (прошу пардона за каламбур) выбивать стекло и отрывать стрелки у большого механического будильника, настойчиво и доставуче тикавшего в его комнате на столе. Вообще – то корешок творил сие ради того, чтобы его сосед по общажному пеналу не мог справляться о точном времени, и не мог соответственно вставать в назначенный утренний час и его, корешка, не будил зазря. Эти налеты на ни в чем не повинный хронометр совершались, как правило, в час ночной, когда соседушка почивал. А проснувшись, он долго не мог врубиться, что с часами приключилось, пялясь спросонья в искалеченный, словно кастрированный циферблат. Счастливые, как известно, часов не наблюдают…

Но и наглые, игнорирующие предлагаемые обстоятельства, порой удостаиваются внимания фортуны. Пусть даже в мало мальских самых мелочах. Однажды мы с моим, покойным к прискорбию, корешем решили посетить накануне новогодних прадников славный град трех революций, с целью, хоть какой – нибудь мясной рефренации на праздничный стол отыскать. Бытовали мы в те поры в стольном граде карельском, и, закончив трудовую неделю, времени терять не стали, сразу подались на вокзал, к отходящему в Питер поезду. Из петровского завода прямо в град петров же намылившись. Сунулись в кассу, а – а – а – гы – гышеньки, билетов нет. Даже до Лодейного Поля, где вагоны на Питкяранту отцепляют – прицепляют, и возможность имеется билеты заново приобрести, уже до конечной. Поинтересовались, а куда вообще мы в состоянии легально добраться? Оказалось до Подпоржья. Вот везуха, ни два, ни полтора. Ладно, взяли, что есть. Забрались в общий вагон, на вторые полки в купе, что у самого туалета, и спокойненько заснули, решив, будь, что будет. Утром, раненько так, кто – то стал настойчиво теребить полу моей аляски и за ноги трясти. Я открыл глаза и увидел чувака в железнодорожном прикиде. Точнее, двух, ибо они друг за другом стояли. Понятно, ревизоры, коли будят, а потом билет спрашивают. Тут и друган проснулся. Я глянул на часы, судя по времени до Питера еще часа два шкандыбать, и уже никуда не смоешься. Обложили. Ничего мне не оставалось, как попросить кореша предъявить наши потерявшие уже всякую силу билетики. Боб с абсолютно невозмутимым видом достал из кармана бланки, протянул их мне, а я уже в лапы ревизору переправил… Тоже без дерганий, молча и харя кирпичом. Пожилой дядя важно в билеты глянул, секунд пять – семь их изучал, а потом пробил своим компостером и вернул мне. И ушел. Точнее оба свалили дальше по вагону. Зайцев выявлять. А то, ишь, взяли моду, на шару в поездах кататься, государственные структуры обманывать. Ловите их, дяди, дабы иным неповадно было! Удачи вам в наступающем новом… Я спрятал вновь обретшие силу бумажки во внутренний карман, криво ухмыльнулся Бобу, он – мне, и мы спокойненько и благополучно проспали остаток пути. Объяснений случившемуся мы искать не стали. Свезло, так свезло. Не только дуракам везет. А возможно – только им. Но оставаться в дураках подобным образом – не самый худший вариант. Уверен. Вот только подобные фокусы редко происходят. Крайне редко. Воля случая то есть функция старины Лапласа имеет скверное свойство чаще всего принимать значения обратные желаемым.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза