Эхнатон. Паутина. Вернуться, чтобы быть повешенным. Вердикт. Нежданный гость. Возвращение к убийству. Тройное правило

ЛАУРА. Что же тут трудного?

СТАРКВЕДДЕР. Мне трудно сделать то, к чему вы меня подталкиваете. Потому что вы женщина. И очень красивая.

ЛАУРА. Какая разница?

СТАРКВЕДДЕР. Теоретически, конечно, никакой, но практически — очень большая.

ЛАУРА. А, рыцарство!

СТАРКВЕДДЕР. Скорее любопытство. Я хочу знать, в чем тут дело.

ЛАУРА. Я уже рассказала.

СТАРКВЕДДЕР. Насколько я понимаю, вы рассказали только голую канву.

ЛАУРА. И я привела вам убедительный мотив. Больше мне сказать нечего. И вообще — с какой стати вы должны мне верить? Я могла сочинить любую историю. У вас есть только мои слова, что Ричард был жестокое чудовище, и что он пил, и что я его ненавидела.

СТАРКВЕДДЕР. Думаю, последнее заявление я могу принять. В его пользу есть некоторые доказательства. И все равно это чересчур, вы не находите? Вы говорите, что много лет его ненавидели. Почему же вы не ушли от него? Это было бы намного проще.

ЛАУРА. Я… у меня нет своих денег.

СТАРКВЕДДЕР. Дорогая моя, если бы вы доказали в суде жестокое обращение, и постоянное пьянство и все остальное, вы получили бы развод либо раздельное проживание и алименты, или как там это называется У вас есть дети?

ЛАУРА. Нет… слава Богу, нет.

СТАРКВЕДДЕР. Тогда почему же вы не ушли от него?

ЛАУРА. Ну… видите ли… зато теперь все его деньги достанутся мне!

СТАРКВЕДДЕР. О нет! Закон не позволит вам обогатиться ценой преступления. Или вы думали, что… Что вы думали?

ЛАУРА. Не знаю, что вы имеете в виду.

СТАРКВЕДДЕР. Вы неглупая женщина. Даже если бы вы унаследовали эти деньги, что толку от них, если вас повесят — или дадут пожизненное заключение Ну, а предположим, я бы не пришел и не постучал в окно? Что вы собирались делать?

ЛАУРА. Какое это имеет значение?

СТАРКВЕДДЕР. Может, и не имеет, но мне интересно. Какую бы вы сочинили историю, если б я не вломился и не застал вас на месте преступления? Несчастный случай? Самоубийство?

ЛАУРА. Не знаю! Понятия не имею. Говорю вам, у меня не было времени подумать.

СТАРКВЕДДЕР. Да. Да, видимо, так, — я не считаю, что это умышленное убийство. Думаю, вы были в состоянии аффекта. Ваш муж что-то сказал. Так?

ЛАУРА. Говорю вам, это не имеет значения.

СТАРКВЕДЦЕР. Что он сказал? Что это значило для вас?

ЛАУРА. Этого я никому никогда не скажу.

СТАРКВЕДДЕР. В суде вас спросят.

ЛАУРА. Я не отвечу. Они не могут заставить меня отвечать.

СТАРКВЕДДЕР. Вашему адвокату нужно будет сказать. От этого многое зависит.

ЛАУРА. О, неужели вы не видите, что я ни на что не надеюсь? Я приготовилась к худшему.

СТАРКВЕДЦЕР. Только из-за того, что я вломился к вам среди ночи? А если бы нет…

ЛАУРА. Но вы вломились!

СТАРКВЕДДЕР. Да, вломился, а расплачиваться за это вам! (Вынимает пачку сигарет, одну протягивает Лауре, другую берет себе) Так. Вернемся немного назад. Долгое время вы ненавидели мужа, но сегодня он сказал нечто такое, что переполнило чашу. Вы схватили револьвер, лежавший рядом… Кстати, почему он сидел тут с пушкой, а? Это необычно.

ЛАУРА. Что вы, это вполне обычно. Он стрелял по кошкам.

СТАРКВЕДДЕР. По кошкам?

ЛАУРА. Боюсь, придется кое-что объяснить. Прежде Ричард был прославленным охотником. Дело было в Кении, там мы и познакомились. Тогда он был совсем другим человеком. А может, его достоинства затмевали недостатки. Поверьте, у него хватало достоинств! Щедрость, мужество. Высочайшее мужество! Он очень нравился женщинам.

СТАРКВЕДДЕР. Продолжайте.

ЛАУРА. Очень скоро мы поженились. А через два года произошло ужасное несчастье: он угодил в лапы ко льву. Ричард выжил, но с тех пор остался калекой и не мог нормально ходить. Говорят, несчастье смягчает сердце. Его сердце не смягчилось. Наоборот, в его душе поднялось все худшее: мстительность, садизм, пьянство. Он сделал жизнь невыносимой для всех в доме, а мы все это терпели, потому что — о, вы знаете, что говорится в таких случаях: «Бедный Ричард, как это печально — быть инвалидом!» Конечно, нам не следовало так себя вести. Я лишь теперь поняла. Именно из-за нашего долготерпения он чувствовал себя не таким, как все, что ему позволено делать все, что заблагорассудится, и притом совершенно безнаказанно. Всю жизнь он обожал стрелять, и теперь каждую ночь, как только мы ложились спать, он усаживался здесь, и Энджел, его камердинер, приносил бренди и какое-нибудь оружие и клал рядом с ним на стол. Мой муж сидел перед распахнутой дверью в сад и выжидал, когда в темноте блеснут глаза кошки, или приблудного кролика, или собаки. Конечно, в последнее время кролики попадались редко. В основном он стрелял кошек. Днем тоже. И птиц.

СТАРКВЕДЦЕР. А соседи не жаловались?