Ноа Фишер, который преподает в Школе дизайна Парсонса в Нью-Йорке, сказал мне, что школа «привлекает мировую элиту», с «огромным процентом иностранных студентов, которые платят полную стоимость обучения», и добавил, что «это касается всех лучших художественных школ в крупных городах» с 2008 года, когда отечественные абитуриенты начали исчезать. Студенческий долг, конечно же, непомерно вырос, особенно для тех, кто получает степень магистра искусств. По словам Фишера, в этом нет ничего необычного для людей, которые платят от 800 до 1000 долларов в месяц в течение тридцати лет и более. Среди его бывших учеников раскол очевиден: между теми, на ком висят платежи, из-за чего едва остается время для выполнения своей работы; и богатыми, которые не выплачивают долг, и все успевают. Тем временем финансирование курса искусств в школьной программе снижается еще с 1970-х годов, а с 2001 года эта тенденция усугубляется тестированием таких программ, как «Каждому ребенку – качественное образование» (No Child Left Behind)
[22], которые вытесняют все, кроме математики и чтения, за исключением, конечно, частных школ или богатых, возможно, государственных школ, которые с тем же успехом могли бы быть элитарными.Зарплаты в искусстве неуклонно теряют позиции в борьбе с инфляцией. Например, почасовая ставка студийных ассистентов с 1993 года если и росла, то максимум на 44 % в постоянных долларах[23]
. Когда в 2018 году рабочие Нью-Йорка подавляющим большинством голосов проголосовали за объединение в профсоюз, они сделали это отчасти потому, рост стоимости жизни в мегаполисе значительно опережал их повышения в карьере. На смену полному рабочему дню в индустрии культуры, как и в других сферах, приходят «все эти распыления на трудовые отношения по контракту», как выразилась Тэмми Ким, которая пишет о проблемах в трудовом законодательстве. Интернет, по ее словам, способствовал «угасанию традиционных экономических отношений, которые позволяли людям оставаться на плаву в прошлом. Большинство людей в творческих сферах либо необоснованно классифицируются как независимые подрядчики, либо еще хуже – работают такими урывками и на таких краткосрочных проектах, что буквально мечутся от одного мелкого задания к другому. Так что ни у кого нет медицинской страховки, ни у кого нет сбережений, ни у кого нет никаких льгот».Краудфандинг – тоже не волшебная пилюля, как многим хотелось бы думать. Он не решил проблему доступности, сказала мне Марго Атвелл, потому что для этого нужно сперва получить доступ. Люди редко ходят на Kickstarter только для того, чтобы найти достойные проекты, в которые можно внести свой вклад, сказала она. Они это делают, потому что их попросили. Краудфандинг благоприятствует хорошо налаженным связям, людям, у которых есть друзья с внушительным доходом, и таким образом он усиливает, а не смягчает существующее неравенство. «Ваш успех на Kickstarter может в значительной степени зависеть от вашего происхождения и связей, – сказал мне Пол Ракер, афроамериканец, композитор, художник, а в 2017 году – стипендиат Фонда Гуггенхайма. – Мы охотнее отдадим деньги тому, кто похож на нас». Клэр Бэррон понадобилось 12 тысяч долларов, чтобы поставить свою вторую пьесу, то есть такая сумма, которую ребенок, выросший на Верхнем Ист-Сайде, может просто достать из кармана папиных штанов. «Здесь действительно важно, откуда ты родом», – признавала она. Бэррон родом из Уэнатчи, штат Вашингтон, а это «не то место, куда я могу вернуться и сказать: “Мистер и миссис Смит, можно мне тысячу долларов?”» Ей удалось собрать нужную сумму из крошечного гранта, нескольких пожертвований и немного на Indiegogo. «Это было так изнурительно в эмоциональном плане, – сказала она. – Просто ужас».
Фавиана Родригес – междисциплинарная художница и соучредитель ряда общественных и активистских групп, таких как Оклендский альянс искусств и Культурный центр Ист-Сайда, а также Presente.org, крупнейшей онлайновой правозащитной группы для латиноамериканских иммигрантов в США, и CultureStrike, национальной сети по вопросам социальной справедливости в области искусства. «Сейчас мы находимся в кризисе, связанном с демографией тех, кто творит культуру», – сообщила она. Четверо из пяти работающих художников, по словам Родригес, то есть люди, которые получают большую часть своего дохода от искусства, белые. «В целом в экономике искусства все до омерзения неравномерно. Речь идет обо всех сферах: о литературе, кино, скульптуре, танце – обо всем». Интернет ничего не изменил, добавила она. Тебе все еще нужно учиться. Тебе все еще нужны деньги, чтобы делать свою работу. Никуда не исчезли «системные учреждения, которые управляют культурой в этой стране», – музеи, школы искусств, голливудские студии. Если коротко, то мир искусства, по ее словам, становится «до крайности несправедливым».