Эксгибиционист. Германский роман

Моя бабушка, которая отнюдь не страдала маразмом и обычно никогда ничего не путала, почему-то при произнесении фамилии Монастырский всегда допускала оговорку и называла его исключительно Андрей Богатырский. И в этом содержался довольно проницательный проруб. В Андрее, безусловно, присутствует ярко выраженное богатырское, шаманское начало. То есть он – могучий воин, воин-шаман, который магическим образом не раскисает, постоянно лежа на своем диване. Наоборот, собирает в себе недюжинную мощь. Эта недюжинная мощь давала о себе знать в различных практиках, которые вырывались из него даже непроизвольно. В молодости у него была такая привычка: идя по лесу, выбирать молодые гибкие деревья, сгибать их и завязывать петлями, привязывая их ветвями к собственному стволу. Так образовывался магический лесной след в тех местах, где проходил Андрей: петлеобразные, запетлеванные деревца. Видимо, это очень древняя пермская, вятская или удмуртская форма взаимодействия со средой, форма шаманского ритуала, магического воздействия.

В богатырском контексте вспоминается и любимая Андреем игра в хлопанье в ладоши. Играется так: два человека становятся друг напротив друга, выставив перед собой руки ладонями наружу. Задача – ударить в ладони противостоящего человека так, чтобы он слегка сместил свои ступни в отношении пола. Игра кажется несложной, но на самом деле она довольно сложная. Андрей был всегда абсолютным чемпионом в этой игре. Когда ты получал удар по ладоням и, естественно, оступался – в этот момент чувствовалась дикая, зубодробительная мощь, которая скрывается в этом на вид довольно субтильном организме, который еще к тому же часто жаловался на скверное состояние, как физическое, так и психическое.

Эта ипохондрия и эта хрупкость соседствовали в нем с дикой, необузданной силой, которая ждала своего момента, чтобы выплеснуться: то дерево согнуть, то человека сбить с ног ударом ладони, то организовать акцию КД. Здесь открывается целый этнический мир, потому что в Андрее присутствует нечто от пранародов, которые заселяли наши северные края еще до появления славянского населения. То есть финно-угорская группировка и северные племена. Недаром Андрей родился в Петсамо, на Крайнем Севере, на границе с Норвегией. Мне вспоминается его рассказ из раннего детства. Его, очень маленького, везут на санках среди сплошной белизны, среди ослепительной снежной равнины, где ничего нет, но он видит яркий галлюциноз на фоне снегов, крайне экзотического содержания. Видит павлинов, блещущих всеми цветами радуги и антирадуги, какие-то экзотические растения, цветы. При этом всего этого он видеть в реальности еще тогда не мог, был крайне мал и не выезжал еще за пределы Петсамо. Склонность к непроизвольному галлюцинированию, судя по этому рассказу, появилась у него в раннем детстве, чтобы потом пройти многоступенчатые каскады своего разворачивания.

Жизнь Андрея представляет собой жизнь могучего шамана, духовидца и мага. В качестве таковой она обретает свое воплощение в деяниях, которые с шаманской северной финно-угорской осторожностью закамуфлированы под произведения современного искусства. Это напоминает финно-угорские тактики, какими мы знаем их из истории. Коренное население наших краев почти никогда не вступало в военные конфликты с народами, которые приходили на эту землю, например со славянами, или с германо-скандинавами, или с литовцами. Финно-угры просто отходили, отступали, скрываясь в тех местах, которые не казались иным народам привлекательными. Это была мудрая стратегия, потому что таким образом удавалось сохранить нечто, что у других народов сгорало в битвах: некие способности, некие знания, некие созерцания. Этим укромным древним народам, всегда уходившим в места, которые казались другим необитаемыми, удалось многое унести с собой – немало ценного и незаметного. Прежде всего саму стратегию, науку и искусство незаметности, скрывания, а также умения жить в гиблых и необитаемых местах, которые недоступны другим не потому, что они хорошо защищены. Они вообще не защищены, они просто не нужны, с ними непонятно что делать. Там не было ничего ценного с точки зрения иных народов, живущих за счет экспансии, которым всегда нужны новые земли для аграрных деяний, либо пастбища для скотоводческих практик, либо какие-то рудники. Финно-угры же старались найти места, где нет ничего нужного. Это прежде всего болота. Таким образом возникла целая болотная культура, которая является скрытой изнанкой всего русского мира. Это и есть подлинный, коренной, изначальный русский мир, дославянский, праславянский, который можно сравнить с миром индейцев Северной Америки.