Вернемся в 94-й. Мы прибыли во Франкфурт из благословенной Швейцарии, где (согласно установившейся традиции) бродили по заснеженным склонам Юнгфрау, но тут выяснилось, что просторная профессорская квартира, где меня обещали поселить, не готова к нашему прибытию – то ли в этой квартире неожиданно задержался предыдущий гость-профессор, то ли в ней срочно решили затеять ремонт… Поэтому поселили нас в некоем общежитии студенческого типа на окраине города, в двух больших комнатах. Сереже с Машей досталась комната, которую мы прозвали Стекловата, – кажется, там весь потолок был отделан стекловатой. Загадочный дизайн. Нам с Элли предназначалась комната в соседнем здании (общежитие занимало целый квартал) – совершенно белая и безжизненная, с неоновым светом, похожая на пустой школьный класс: в ней ничего не было, кроме одинокого матраса на полу. За огромными окнами день и ночь кипела стройка, там зиял котлован, там закладывался фундамент нового здания, люди и машины работали non-stop. Строительный грохот, визг буров, вгрызающихся в землю, – всё это постоянно наполняло комнату. Ночью строительные прожекторы заливали нашу обитель ослепительным белым светом. Сейчас я не смог бы уснуть ни на секунду при таком раскладе, но тогда мои нервы были крепче: каким-то образом я всё же спал.
Меня тревожила не столько стройка, сколько красивая девушка из Македонии, которая жила в соседней комнате. Она очень нравилась мне, и мне хотелось с ней подружиться. Часто, когда я сидел на общей кухне с книжкой или с чашкой кофе (в нашей комнате даже стульев не было), я видел, как она выходит из душа, завернутая в полотенце, босая, с мокрыми черными волосами, ниспадающими на ее изысканные влажные плечи. Подружились. Студентка, подрабатывает фотомоделью, иногда ходит по подиуму, скучает по родине. Как-то раз она пришла поздно ночью – я сидел на кухне и читал Wiener Slawistischer Almanach (там половина текстов была на русском языке).
– I missed you, – сказал я ей неожиданно для себя.
– Why?
– Cause you are very beautiful macedonian girl.
Она взглянула на меня своими серьезными темно-зелеными глазами.
– I also missed you, – сказала она с хрипловатым балканским акцентом. – Cause you are very nice russian guy.
Всего лишь вежливый обмен элементарными репликами, но этот простой диалог разволновал меня, словно сотня страстных совокуплений. Наши с Элли отношения были, как теперь принято говорить, свободными. Элли никогда меня не ревновала, это чувство было ей неведомо, и я всецело пользовался сексуальной свободой, но всё же был далек от мысли мутить интрижку в соседней комнате. Поэтому испытал огромное облегчение, когда через три недели двухэтажная профессорская квартира наконец соизволила разместить в себе «экспедиционный корпус МГ», состоящий из двух парочек.
Между тем nice russian guy (рашен-чебурашен) должен был исполнять обязанности гостевого профессора. Я прочитал в школе Штёделя два цикла лекций: один – о собаках, другой – о роботах. Каспар Кёниг сказал, что я могу позволить себе говорить о том, что меня волнует, а меня в то время волновали собаки и роботы.