Такие вот шутки может разыгрывать с людьми настоящий пистолет. Надеюсь, что провел небольшую экскурсию в залихватский мир тарантиновских 90-х. Впоследствии, когда мы с Наташей Норд снимали фильм «Звук Солнца», мы купили в киномагазинах Парижа и Берлина несколько киношных пестиков. Выглядят они как настоящие, но совершенно безобидны – они не только не способны никого ранить или убить, но и не создают вокруг себя столь безумных ситуаций. Мы также пролили литры кинокрови (эта жидкость, кстати, обладает привкусом земляники) и совершили более десятка киноубийств, но нам казалось, что это антиубийства, что каждый из этих символических актов обещает символическим жертвам долгую жизнь, крепкое здоровье и безоблачное состояние души.
Я уже писал о том, что у нас с Сашей Мареевым была романтическая практика: мы приглашали девушек, которые нам нравились, и предлагали им позировать обнаженными. При этом мы совершали определенное медитативное усилие, и в этом состоянии рисовали девушек. Получались хорошие рисунки, поскольку мы оба надроченные художники с Сашей, к тому же любящие девушек. Момент обнаженности – щемящий момент делегирования доверия. При этом одно дело, когда девушка обнажается перед одним человеком, а другое дело – перед двумя. Это удвоенная доза доверия. Когда нам удавалось этого добиться (а нам удавалось этого добиться почти всегда, уж очень милые мы были ребята), мы, конечно, отлавливали эти ситуации очень благоговейно: это была трепетная, глубоко сакральная практика. Нам надлежало взглянуть на девичье тело с хрустальных обзорных площадок.
Саша Мареев одно время снимал комнату в большой старой коммуналке в Мансуровском переулке, как раз прямо напротив знаменитого домика, где жил Мастер со своей Маргаритой. Домик, описанный в романе Булгакова. Сашина комната, очень красивая, ветхая, на первом этаже, выходила своим окном прямо на этот волшебный домик, овеянный любовью двух литературных героев. Однажды мы с Сашей пригласили в гости прекрасную девушку, которую мы почти не знали, и стали ее деликатнейшим образом разводить на позирование в обнаженном виде. В какой-то момент она согласилась, но пожелала, чтобы мы вышли в момент раздевания. То есть она пожелала скрыть переходный момент от одетого состояния к обнаженному. Мы, конечно, как дико вежливые и галантные джентльмены, немедленно вышли, причем я вышел с совершенно искренними намерениями. Тут я увидел, что Саша Мареев с очень лукавым, игривым видом показывает мне на довольно обширную замочную скважину в старинной двери. Это просто целая дыра была от изъятого замка. Я, конечно, поддался, проскользнул какой-то импульс, и мы прильнули глазами к скважине. Девочка раздевалась, причем она видна была не целиком, лишь мелькали фрагменты сверкающего тела, выхваченные вечерней лампой, но возникло настолько сильное ощущение, как будто сквозь замочную скважину просунули меч Экскалибур, который пронзил нам сердце своим shine of beauty. В обычном нашем будничном состоянии мы защищены от такой сверхвпечатлительности, но когда посредством медитативных практик юдольная приземленность зрения упраздняется, то можно просто издохнуть от восхищения!
Во всём этом было ощущение синхронного присутствия очень интенсивных культурно-исторических периодов, ушедших в прошлое. Столкновение с ними в личной реальности! Это то, к чему мы все обычно совершенно не готовы. Мы готовы исследовать следы, рассматривать какие-то остаточные явления, последствия, но мы не всегда готовы внезапно столкнуться с пронзительной свежестью далекого прошлого. Мы испытали атаку сногсшибательной свежести, связанной с изобразительным и дискурсивным каноном восемнадцатого века, – всё то, что называется «поцелуй украдкой»: Фрагонар, Ватто. Мы были как два галантных кавалера, которые по законам куртуазного, вежливого обращения с дамой вышли за дверь. При этом кавалеры все-таки не выдержали и прильнули к замочной скважине со смесью стыдливости и возбуждения. А с другой стороны – прекрасная девушка, которая раздевается в этой комнате, возможно, догадываясь, что за ней подсматривают.