Он осторожно коснулся губами моих губ. Они были горячими. Потом уткнулся в мой лоб своим и тихо сказал:
– Поговорим об этом за стеной…
Я улыбнулась. Упрямый какой.
За нами пришли сотрудники НОК.
– Давно не виделись, Инурия Кан, – надо мной стоял Беллатор Эйсон, – прошу за мной…
– Куда? – сразу же спросила я.
– Вас ждут члены совета, – пояснил он, – будет суд.
– Какой суд? – загромыхал голос Лютера Барлоу, – Я вам их не отдам, это мои Элементы и я их исследую!
В этот раз я была как никогда рада оказаться лабораторным микробом, да кем угодно, только бы не идти с сотрудниками НОК к членам Совета.
– Барлоу, – надменно сказал ему Эйсон, – свяжитесь с Уладой Лутак, она вам все пояснит.
Все, что я знала об этом имени – эта женщина являлась челном Совета, представляя в нем славянскую нацию. Видимо, она занимала там далеко не последнее место, потому что ученый при упоминании е имени, резко замолчал, даже сник и спустя пару секунд ушел по коридору интенсивно размахивая руками.
Эйсон схватил меня за руку. Пытаясь стащить с кровати:
– Поспешите, Элемент Кан…
– Отпусти ее, – заорал из своей комнаты Ману, который одевался, стоя в окружении сотрудников НОК. Он попытался выскочить ко мне. Но тут же получил удар по лицу от одного из сотрудников в черном. Я закричала, Стиг тоже пытался вырваться. Началось что-то неописуемое. На мои крики стали сбегаться сотрудники Лаборатории, но ничем не могли помочь, да и особо не пытались.
В этот момент я точно поняла, что в нашей стране есть два лагеря, враждующих между собой: Лаборатории и Ученые, что их представляют, и Совет во главе с Разумными. Казалось бы, что Совет целиком и полностью зависит от ученых, но видимо это было не совсем так, и у них были рычаги влияния. Иначе вряд ли Барлоу нас добровольно отдал бы Совету.
В итоге своим сопротивлением Ману добился того, что им со Стигом на руки надели какие-то кольца, типа наручников, что я видела в старых роликах. Но они были из полимерного материала, и слегка светились. На меня их надевать не стали и повели так.
Я была в шоке от всего происходящего. Мой мозг был готов в каким-то опытам над телом, даже сопровождающимися болью, я готова была к Операции, к смерти.
Но… наручники… синяк на лице Ману… суд… какой вообще суд? Разве все это не в прошлом? Мне казалось, что все происходящее нереально, такого не может быть со мной, подобное не могло случиться в нашем Новом Мире.
Нас затолкали в разные планомобили, специально разделили. Я боялась за Ману и Стига, мне было страшно, что их будут бить. Эйсон сел со мной.
– Не трогайте их, вы все равно получите то, что хотите, только не бейте, не причиняйте им боль, – попросила я его.
Он молчал.
– Беллатор Эйсон, – позвала я снова, заставив его посмотреть на меня, – мне кажется вы были настроены ко мне более лояльно, что-то случилось?
Когда я это спросила, то имела ввиду именно то, о чем спрашивала. Он точно был расположен ко мне. Я даже перестала его опасаться, но затем будто что-то произошло, вернуло его в состояние жестокости, в котором я изначально его узнала.
В планомобиле кроме нас был еще один сотрудник НОК, но он сидел чуть дальше у панели управления. Эйсон молчал и я подумала, что у них наверное средства связи, с помощью которых они слышат друг друга? Но он ответил.
– Элемент, вы не представляете каково это всю жизнь ограничивать себя, не ПВ, а силой воли. Не давать прорваться эмоциям, не позволять себе любить, не сметь проявить сочувствие. Потому что тебя учили, что это правильно, что так нужно. И всю вот такую жизнь, проведенную в ограничениях и лишениях, ты хочешь одного – дойти до вершины. Я всегда был первым. Во всем. Мне доверяли самые сложные задачи и я их решал. Мне давали самые невыполнимые задания и я их выполнял…
Он устало потер глаза и продолжил:
– И вот когда до цели, до должности главного руководителя НОК остается совсем немного, и я являюсь кандидатом номер один, вдруг кажется – а стоило ли оно того? А правильно я прожил больше половины отведенных мне лет? А потом появляется Инурия Кан, которая становится первым невыполнимым заданием за всю мою жизнь.
Он смотрит на меня устало, без злости, просто печальный взгляд взрослого человека.
– Я не могу контролировать Инурию Кан, я не могу разрешить проблему, возникшую в конкретном городе, в одном Доме Знаний. И причина этой неспособности решить задачу в том, что я сомневаюсь в системе, в нашем устрое и в навязанном жизненном пути.
Я молчу и жду будет ли продолжение. И он говорит снова.
– Они это видят, понимают. И меня убрали из списка кандидатов на пост руководителя НОК, Инурия. Пока убрали, я так сказать опустился в самый конец перечня претендентов.
– Вам дали шанс все исправить и вернуться к позиции номер один? – уточнила я.
– Именно. Но разговаривая сейчас об этом с тобой, вполне вероятно, что я снова лишаю себя такой возможности.