Отец всей огромной семьи Елизар повел себя мудро, как некогда Ной. Забрав всех детей, порожденных певицей, так и не отвыкшей от снежной Тюмени, родителей, ставших весьма беспокойными, животных в составе: собаки, кота, одной обезьяны и двух попугаев, он переселился к подножью великой армяно-турецкой горы Арарат. Купили хорошую прочную саклю. В пристройке живет мать Тереза с мышами. Матвей прилетал из Нью-Йорка, одобрил.
– Когда у вас там… Понимаешь, о чем я? – сказал Елизар. – Тебе есть где укрыться.
– Я все понимаю, отец.
Обнялись. Матвей улетел.
Прилетела Марина. Васса Владимировна, вытирая платочком слезящийся уголок левого глаза, вышла из сакли и увидела, как внучка ее, подпрыгивая на арбе, приближается к родовому гнезду. Вся в черном, в чадре и высоких ботинках, она устремилась навстречу Марине.
– Бабуля! – спросила Марина. – Ты носишь теперь вот
– Ношу. Уважаю традицию. Сердцем. Пришла к мусульманству свободно, раскованно. Вот мать твоя сопротивляется. «Мыши меня, – говорит, – под чадрой не узнают». Могла бы мышами-то и поступиться!
– А Софья? – ревниво спросила Марина.
– Что Софья? Она не выходит из сакли. Теперь все на ней, все на ней, мое золотко. С утра она доит козу, кормит кур, потом собирает куриные яйца, потом месит тесто, потом печет хлеб, потом чифирь делает – папа твой любит, – потом мясо надо коптить… Все сама! А в шесть часов, как вот пригонит овец, так сразу в ковер завернется и – спать! Забыли уж, как она выглядит, Софья! Тут папа землицы решил прикупить. Так я говорю ему: «Слуги нужны. Работники. Софья одна не управится».
– А он?
– Он смеется: «Еще как управится! Жена в доме – это прислуга, рабыня! Пусть ноги мне моет и пьет эту воду!»
– И что? Она пьет? – побледнела Марина.
– Вчера вроде выпила. Не до конца.
И бабушка вдруг погрустнела, поникла.
– Вот мы с твоим дедушкой…
– Ну? Говори!
Марина почувствовала что-то страшное.
– А вот не скажу! – И оскалилась бабушка. – Пусть я мусульманка, но ведьма есть ведьма. Не зря я тогда принимала присягу!
– Конечно, не зря, – подтвердила Марина. – Я знаю дух армии. Это святое.
У бабушки дернулся глаз.
– Ладно, слушай. До дедушки был ведь другой человек…
– Я знаю. Ты мне говорила о нем.
– Но был и ребенок.
– Ребенок? Откуда?
– Откуда берутся ребенки? – съязвила смышленая бабушка. – Был – значит был. Я больше скажу: он и есть. Вот в чем дело.
В груди у Марины дыхание замерло.
– Рожала его в тайне от окружающих, – сказала развратная бабушка Мессе. – Поскольку всегда берегла репутацию и честь свою смолоду. И родила в абхазской долине. Тогда это наша была территория. А не заграница. И было удобно. Туда уезжали рожать очень многие. Поэтому и появились блондины среди коренного у них населения.
– И ты его бросила там, малыша?
– Не бросила, а отдала на поруки. Его воспитали надежно, в традициях.
– Ах, как ты могла! – разрыдалась Марина. – Малютку! Младенца!
Старуха под черной чадрой покраснела.
– А ты не суди! Молода еще больно! Следила за ним. С расстояния, правда, но зорко следила! Зовут Тимофей. У нас теперь кот – Тимофей. В его честь. Он часто мне пишет. Читай. Вот письмо. Пока ты читаешь, я маков нарву. Велю Софье пышек напечь, пусть работает. А то обленилась, корова тюменская…
И, гордая, удалилась в поля, исчезла под слоем пылающих маков.
В письме этом было написано вот что: