Елизавета Петровна

Что ж, раз результат не удовлетворил заказчицу, исполнитель должен исправить погрешность. Правда, куда заказчица смотрела, когда утверждала чертежи и планы? И потом, «забраковала» она только царскосельский вариант, а его петергофский близнец почему-то не вызвал «разочарования» (кстати, он до сих пор стоит таким, каким Растрелли сотворил дворец в конце 1740-х годов). Что касается Царского Села, то самое время ознакомиться с планом фасада главного здания после «надстройки среднего дома»^{125}

. Искусствоведы датировали документ 1749–1750 годами, между тем картинка в точности соответствует высочайшему распоряжению 1752-го.

Отметим важную деталь: фасад выдержан в сугубо барочном стиле — еще нет колоннад. Но они уже были в августе 1754 года, когда Царское Село посетил с казенным чертежным инструментом М. И. Махаев, увековечивший шедевр Растрелли в популярной гравюре^{126}

. Запечатленный мастером облик дворца появился после того, как в июне императрица повелела поднять новые галереи, остававшиеся до тех пор одноэтажными, на единый уровень с остальными частями здания. Судя по рисунку Махаева, Царскосельский дворец от Зимнего отличался тем, что имел рустованные полоски на ризалитах и редкие пилястровые вкрапления в линии колонн, тогда как на столичном аналоге и то и другое отсутствует. Эта разница позволяет найти разгадку, почему Царское Село больше не напоминало Петергоф: оно стало испытательным полигоном. На нем проверили, насколько приемлем смешанный стиль на трехэтажном фасаде, и, убедившись в успехе, перенесли композицию, очистив от компромиссов, на фасады Зимнего дворца.

Итак, материнская мыза помогла Елизавете Петровне придать столичной резиденции неповторимый вид. Царица ради эксперимента пожертвовала Царским Селом, а не Петергофом, не решившись изменять что-либо в усадьбе великого отца.

Потребность в главном дворце, непохожем на другие резиденции, возникла осенью 1748 года после торжества русской дипломатии в Европе. Новый международный статус Российской империи — ключевой державы на континенте — надлежало подчеркнуть художественными средствами, и прежде всего величием и блеском царского дома, которыми г-образное жилище Анны Иоанновны похвастаться не могло. Впрочем, в течение 1746 года здание приобрело z-образную форму. Теснота в южном, «луговом» флигеле побудила возвести новый, перпендикулярный к главному, корпус. В итоге тот вплотную примкнул к Адмиралтейству и перекрыл проезд к Неве, ибо предусмотренный в плане арочный проем государыня в июне 1747 года предписала заложить по причине нехватки помещений. Императрицу, видно, не смущал несуразный результат, поскольку она отпраздновала новоселье под Рождество 1746 года, после чего прожила в этом здании еще два года.

Новые задания Растрелли получил от дочери Петра 28 декабря 1748 года в Москве: во-первых, церковь Зимнего дворца увенчать пятью главами (как в Петергофе и Царском Селе); во-вторых, в доме Апраксина сделать парадную красивую анфиладу к Тронному залу. С этого и начались тщетные пятилетние потуги создать что-то уникальное на базе имеющегося. К декабрю 1750-го Растрелли трансформировал апраксинские апартаменты в анфиладу, но на церковный купол сумел втиснуть лишь три главки. 1 января 1752 года императрица ознакомилась с плодами изворотливости обер-архитектора и… разочаровалась: развеялась ее надежда на то, что можно сотворить шедевр дешево и сердито. В ту же минуту царица распорядилась расширить анфиладу, «присовокупя бывший Рагузинский и Ягушинский домы» к палатам Апраксина, и перенести в покои Рагузинского парадную лестницу «для приезда послам и знатным особам».

Таким образом, в январе 1752 года императрице стала ясна неизбежность укрупнения, причем в разы, объемов будущей резиденции. Посему прежнее внешнее убранство, представлявшее собой нагромождение флигелей разных десятилетий, подлежало ликвидации. Кто должен придумать нечто иное? Естественно, Растрелли. И он подносит государыне на апробацию три плана с фасадами будущей императорской резиденции. А на них… подражание не то Летнему дворцу на углу Фонтанки и Мойки, не то французскому Версалю. Так называемый проект с открытым парадным двором 1753 года — торжество барочного канона с п-образным контуром, рустованными ризалитами, изломанными крышами и изящными скульптурами. Пилястры и редкие колонны используются только на ризалитах. Основная линия фасада аскетично скромна: между окнами — никаких украшений. Неудивительно, что императрица отклонила подобный плод творчества обер-архитектора и заново усадила его за чертежи.