Ельцин как наваждение

– Мы что же, пешком пойдем через леса и степи? Я буду представляться Петром Петровичем Семеновым-Тян-Шанским, а ты – Николаем Михайловичем Пржевальским.

Но Паша не реагирует на мою шутку:

– Надо ехать на машине, своим ходом!

– Отличная идея! Только ни твоя, ни моя дольше Воронежа не дотянет, развалится.

Такое случается нечасто, когда разным людям одномоментно приходит в голову одна и та же мысль: Очиров!

Генерал Валерий Николаевич Очиров, ветеран-афганец, герой Советского Союза, бывший народный депутат СССР, а ныне первый заместитель командующего авиацией сухопутных войск России, решил побороться за президентский пост в Калмыкии. На днях он звонил нам и просил подключиться к его избирательному штабу в Элисте. То, что мы поедем к нему, было решено еще несколько дней назад, но сейчас нам обоим пришло в голову совместить наши две не связанные между собой задачи – очировскую и дудаевскую. Обычно в воскресные дни избирательная активность снижается, поэтому мы вполне сможем выпросить у генерала машину (наверняка не откажет) и сгонять в Грозный. Как говорится, одна нога здесь, другая там. По нормальной дороге это чуть более 500 километров, но нам лучше ехать степью, волчьими тропами. Будет километров на 100 дальше, зато в объезд всех блокпостов, которых, поговаривают, сейчас понатыкано на всех главных дорогах.

Итак, как добраться до Грозного мы придумали. Но как договориться о встрече с Дудаевым, если у нас нет контактов ни с кем из его близкого окружения? Единственно возможный вариант – тот, что подсказал старик Аджубей. Нужно действовать через Гамсахурдиа. Но связь с беглым экс-президентом возможно установить только через бывшего вице-премьера Грузии Гурама Абсандзе. Сейчас его семья постоянно живет в Москве, но самого застать дома очень непросто, все время в разъездах.

К счастью, на этот раз наш грузинский друг оказывается на месте. Договариваться с ним о встрече и просто, и не просто. С одной стороны, он готов встречаться по первому зову. Но, с другой, лучшим местом для встречи и серьезного разговора считает какое-нибудь заведение, которым непременно владеет кто-то из близких ему земляков. Это может быть ресторан, кафе, столовая и даже строительный вагончик, переоборудованный под нужды крохотного общепита. Такова хлебосольная сущность этого человека. Грузин, он и в России грузин. Вот и на сей раз остается верен своему неизменному правилу: какой может быть умный разговор, если стол не накрыт?!

– Гурам, дело срочное и очень серьезное.

– Слушай, а я что предлагаю, да?! Встретимся в очень интересном месте, на природе! У одного очень хорошего человека! Сначала будет немного хлэб-сол, потом серьезные разговоры.

Когда дело касается «хлэб-сол», спорить с Гурамом бесполезно, и я сдаюсь:

– А что это за место? Далеко от города?

– Рядом с Дмитровым. Институт рыбоводства. Там людей совсем нет, одна рыба, а она слышит, но не болтает.

То, что она не болтает, это очень даже кстати.

…Итак, 17 марта 1993 года. Вылетаем в Элисту из аэропорта Быково. Даже по нынешним временам всеобщего разора он выглядит убого – тесный, душный, замызганный, с буфетом, от которого за версту несет несвежими продуктами. Мы с Веденяпиным уже волнуемся: договорились встретиться с Гурамом за полтора часа до отлета, а его все нет и нет. Он появляется, когда до посадки остается чуть более получаса. И как всегда, его провожает свита соратников по борьбе. Стоя у входа, он с жаром, почти крича, отдает им какие-то распоряжения, а нам показывает рукой на буфет: мол, идите туда, сейчас подойду.

Гурам смотрит на пышногрудую буфетчицу в мохнатой мохеровой шапке и белом халате, одетом поверх пальто, не то ласково, не то свирепо: дэвишка!

– Слушаю! Что желаете?

– Мы с друзьями боимся летать!

– Не летайте!

– Э-э, зачем так говоришь? Такая хорошенькая!

Тетка бубнит что-то насчет мужиков, которые, если им приспичило выпить, чего только не наплетут и не наобещают. Но чувствуется, подобрела.

– Нам немного шампанского…

– Шампанского нет!

– Перед полетом, для храбрости, – Гурам величественной горой Эльбрус нависает над буфетной стойкой. – Отблагодарю.

В глазах буфетчицы появляются проблески сострадательного понимания:

– Сколько?

– Три бутылки. Но холодного!