Эмансипированные женщины

Прошла еще неделя, наступил август.

Пани Бураковская, ее жилички и столовники относились к Мадзе все холодней, едва отвечали ей на приветствия. Но Мадзя не замечала этих проявлений неприязни, она думала о своем брате, о том, как будет вести его хозяйство, и с нетерпением ждала ответа на письмо.

Однажды, сразу же после занятий с Зосей, нежданно-негаданно явился с визитом пан Ментлевич. Он долго расшаркивался и раскланивался, потом рассказал, что его свадьба с панной Евфемией состоится в середине августа, что родные и майор шлют Мадзе поклон, что в Иксинове на рыночной площади чинят мостовую. При этом он не смотрел на Мадзю, и выражение лица у него было такое странное, что она встревожилась.

- У вас есть какое-то неприятное известие? - перебила она гостя, схватив его за руку.

- Известие? Известие? - повторил он. - Да нет. Я только хотел спросить вас кое о чем, завтра я уезжаю домой, а здесь болтают...

- О чем здесь болтают? - бледнея, спросила Мадзя.

"Может быть, о прогулке в Ботанический сад?" - мысленно прибавила она.

- Гм, видите ли... Э, да что тут церемониться, когда все это наверняка чистейший вздор, - с озабоченным видом пробормотал Ментлевич. - Вы послушайте только, что говорят. Будто бы вы, панна Магдалена, ходите к каким-то акушеркам и в приют для подкидышей...

- Это правда, я там была.

- Вы?

- Я была у пани Туркавец, навещала Стеллу, которая там и умерла, а в приют ходила повидать ее ребенка, который умирает.

- У Стеллы? Стало быть, бедняжка умерла! - воскликнул Ментлевич. - И вы ее навещали?

Он встал с дивана и, усердно расшаркиваясь, поцеловал Мадзе обе руки.

- Да вы просто святая! - шепнул он.

- Что в этом особенного?

- А люди, - продолжал Ментлевич, - нет, люди-то каковы! Сущие скоты! Вы уж меня извините, но иначе их не назовешь.

Он вытер слезы, еще раз поцеловал Мадзе руку и, поклонившись, вышел из комнаты.

"Неисправимый провинциал, - подумала Мадзя, пожимая плечами. - Нашел чему удивляться - сплетням!"

В воротах Ментлевич столкнулся с паном Казимежем, направлявшимся к Мадзе. Лицо пана Казимежа выражало злобное торжество; поднимаясь по лестнице, он повторял про себя:

"Так вот ты какая, недотрога! Сердишься, как королева, а сама посылаешь анонимные письма, чтобы заставить своего поклонника жениться на тебе! А я-то чуть не попался!"

Он постучал к Мадзе и, лишь переступив порог комнаты, с наглым видом снял шляпу.

При появлении пана Казимежа Мадзя нахмурилась. Этот молодой щеголь показался ей теперь самым заурядным человеком; она не только перестала верить в его гениальность, но даже в его красивой внешности видела что-то пошлое.

"Разве можно сравнить его с Сольским?" - подумала она.

Презрение так явственно отразилось на лице Мадзи, что весь задор пана Казимежа улетучился. Он робко поздоровался и так же робко сел на стул у печки, Мадзя даже не предложила ему сесть.

- Что привело вас ко мне? - холодно спросила Мадзя.

К этому времени пан Казимеж уже овладел собой и, обозлившись, дерзко посмотрел Мадзе в глаза.

- Я хотел узнать, - начал он, - что это за слухи ходят о вас?

- Обо мне? - спросила Мадзя, сверкнув глазами. - Уж не по поводу ли нашей с вами прогулки?

- О нет, сударыня. Об этом от меня никто не узнает. Люди говорят совсем о другом: что вы посещали приют да еще были у какой-то... Ах, панна Магдалена! Ну как можно быть такой неосмотрительной! - прибавил пан Казимеж помягче.

- О том, что я посещала приют и была у этой женщины, - вспыхнула Мадзя, - уже знают мои родители и мой брат, и они, конечно, меня не осудят.

Пан Казимеж промолчал, вытирая пот со лба.

- Это все, что вы хотели мне сказать? - спустя минуту спросила девушка.

- Нет, не все, - резко возразил пан Казимеж. - Я хотел еще спросить, не знаком ли вам этот почерк... Хотя мне кажется, он умышленно изменен.

Он сунул руку в карман и, пристально глядя на Мадзю, протянул ей исписанный листок, у которого нижний край был оторван.

Мадзя спокойно взяла листок и начала читать:

"Если порядочный человек увлекает невинную, неопытную девушку на уединенные прогулки, он должен помнить, к чему это обязывает. Ему, конечно, уже не раз доводилось совершать подобные прогулки с неопытными девушками, но для этой особы следовало бы сделать исключение как ради ее красоты и благородства, так и потому, что доброе имя - это все ее достояние..."

Мадзя читала с удивлением. Вдруг она хлопнула себя по лбу и прошептала:

- Ада! Так вот до чего доводит ревность!

Пан Казимеж вскочил со стула.

- Что вы говорите? - воскликнул он. - Это почерк панны Ады?

Он вырвал у Мадзи письмо и, присмотревшись, сказал:

- Да, почерк изменен, но это ее почерк. Да, да! Ах я слепец!

- Теперь вы, кажется, уже прозрели, - насмешливо заметила Мадзя.

Пан Казимеж смотрел то на письмо, то на девушку. Он никогда еще не видел ее такой и даже не предполагал, что эта кроткая, наивная девочка может говорить таким тоном и так иронически усмехаться.

"Что с ней сталось? Ведь это совсем другая женщина!" - подумал он.

Спрятав письмо, пан Казимеж опустил голову и умоляюще сложил руки.