- Ну, к чему мне доктора? Думаешь, у меня нет книг, думаешь, я не читал их, не знаю, что такое чахотка, и не слежу за собой? К вечеру - жар, под утро - обильный пот, отсутствие аппетита, учащенное неровное дыхание, такой же пульс, наконец, постоянная потеря в весе.
- Но ты не очень кашляешь, - прервала его Мадзя.
- Какое это имеет значение!
- И несмотря на ослабление организма, ты все еще сильный...
- Временное улучшение, после которого состояние снова ухудшится.
- Стало быть, ты не хочешь лечиться! - в отчаянии воскликнула Мадзя.
- Ну конечно же, хочу, - ответил он. - Велели мне ехать в Меран - я еду. Там меня осмотрит Таппейнер, единственный знаток чахотки, его мнение и будет для меня решающим.
Мадзя с мольбой сложила руки и, глядя на брата глазами, полными слез, попросила:
- Я поеду с тобой в Меран. Деньги у меня есть...
Здислав задумался.
- Ну что ж. После консультации с Таппейнером я выпишу тебя.
- Зачем же так? Я сейчас хочу с тобой ехать. Я...
Брат отстранил ее и крикнул, ударив себя кулаком в грудь:
- Послушай, Мадзя! Если ты дашь знать старикам или будешь навязываться, - клянусь тебе, я отравлюсь! Вот тут, в этом номере! Дайте мне хоть недельку пожить, как мне хочется!
Мадзя поняла, что придется уступить. Но ее не покидала надежда, что, может быть, брат не так тяжело болен.
- Вот увидишь, - сказала она, - выздоровеешь, сам в этом убедишься.
- Смешная ты! - ответил брат. - Думаешь, я этого не допускаю? Наука говорит мне, что у меня поражены не только легкие, но и горло и даже кишечник. Но во мне еще теплится надежда, что я могу ошибаться, что есть хоть тысячная доля вероятия в том, что я не только поправлюсь, но и смогу работать...
- Ах, если бы ты всегда так говорил! - воскликнула Мадзя, бросаясь ему на шею. - Но ты меня вызовешь сразу же после приезда в Меран?
- Сразу же после консультации с Таппейнером.
- И я всегда-всегда буду с тобой?
- До гроба, - ответил Здислав, целуя ее в лоб. - А если убежишь, я брошусь за тобой в погоню. Я вижу, ты одна только можешь ухаживать за мной, но, пожалуйста... не упрямься!
- Ну, хорошо, поезжай в Меран! - решительно сказала Мадзя.
- Погоди, потерпи немного! Дай же мне отдохнуть несколько дней.
Они оба рассмеялись.
- Ах ты, ипохондрик, - пожурила Мадзя брата.
- Может быть, это действительно ипохондрия.
- Знаешь, если ты в самом деле так богат, возьми извозчика и покатаемся часок-другой на свежем воздухе...
- Ну какой у вас тут воздух! - отмахнулся он. - Вот в горах я подышу воздухом, а здесь лучше уж подождать этого... чудака. Первый раз в жизни вижу математика, который с таким спокойствием утверждает, что верит в бессмертие души.
- Он действительно верит, и, надо думать, у него есть доказательства.
- Счастливец! - вздохнул Здислав.
В полдень в гостиницу явился Дембицкий в праздничном наряде. На нем был коричневый сюртук, который жал в плечах, белый пикейный жилет, который топорщился спереди, и светло-серые брюки с небольшим пятном пониже правого колена. В одной руке старик держал шляпу и трость, в другой - летнее пальто, рукав которого волочился по полу.
При виде разодетого гостя Бжеские не могли удержаться от смеха.
- А что, - заговорил Дембицкий, - при сестре и чахотка отступает?
- Знаете, пан Дембицкий, - сказала Мадзя, поздоровавшись со стариком, Здислав этой ночью впервые спал в постели. Правда, не раздевался, но все-таки лег.
- И что самое любопытное, - прибавил Бжеский, - на фоне небытия мне рисовались уже какие-то формы, движение.
- Что-то больно скоро, - заметил Дембицкий.
- Это неизбежное следствие нашей вчерашней беседы. Закрытые глаза в нормальном состоянии видят только темноту; но если раздражать их ярким светом, на фоне темноты появляются какие-то виденья.
- Добрый знак, - сказал Дембицкий. - Выходит, ваши духовные силы еще не угасли.
- Ах, какой вы хороший, - воскликнула Мадзя. - Ну, говорите же, говорите, как вчера, я уверена, что Здислав будет обращен.
Бжеский усмехнулся, а Дембицкий холодно произнес:
- Я, собственно, затем и пришел, чтобы закончить вчерашний разговор. Но должен заметить, что я вовсе не собираюсь обращать вас в новую веру. Я - не апостол, а вы - не заблудшие овцы из моего стада. Вы для меня примерно то же, что для химика реактивы, а для физика - термометр или гальванометр. Об этом я должен предупредить вас заранее.
Это было сказано таким сухим тоном, что по лицу Мадзи пробежала тень недовольства. Зато Здислав пожал руку старику.
- Вы внушаете мне уважение, пан Дембицкий. Конечно же, теория бессмертия души, преподнесенная больному для того, чтобы его утешить, смахивает, прошу прощенья, на... жалкую игрушку. Не сочтите это за нескромность, но я слишком много видел на своем веку, чтобы позволить мистифицировать себя с помощью красивых фраз; да и вы слишком порядочны, чтобы так поступать.
Дембицкий положил шляпу на чайник и масленку, поставил в угол трость, которая тут же упала на пол, сам уселся в кресле и, скрестив руки, без предисловий спросил Здислава:
- Почему вы не верите в существование души, не однородной с телом и обособленной?