Эмма

Не менее приятна была для Эммы и мысль, что Харриет наконец-то утешится, хотя, вероятно, во избежание нового горького разочарования не следовало позволять воображению часто возвращаться к этому прожекту. Если приезд Фрэнка Черчилла совершенно вытеснил из умов хайберийцев мистера Элтона, то теперь все вновь заговорили о предстоящей свадьбе. Уже назначили день торжества, и скоро пастора вместе с избранницей ожидали домой. Не успело местное общество хорошенько обсудить первое письмо из Энскома, как мистер Элтон и его невеста уж снова были у всех на устах, а о Фрэнке Черчилле позабыли. От одного только звука постылого имени викария Эмме становилось тошно. Три недели отдыхала она от мистера Элтона, надеясь на то, что и Харриет наконец-то окрепнет духом. В ожидании бала мистера Уэстона бедняжка стала забывать свои печали, но теперь было ясно: она не достигла того душевного спокойствия, которое помогло бы ей без волнения наблюдать возвращение мистера Элтона в полном блеске: под звон колоколов, в новом экипаже.

Харриет оказалась в таком смятении, что мисс Вудхаус пришлось всеми силами успокаивать ее и урезонивать. Эмма понимала: сколько бы внимания ни уделила подруге, сколько бы терпения и изобретательности ни выказала — всего этого и даже большего та могла ожидать по праву. Однако до чего это было тяжко — говорить убедительно, никого при этом не убеждая, слышать неизменное «да» в ответ на всякий свой довод, при этом не видя подлинного согласия. Харриет покорно слушала и говорила: «Все очень верно, что вы, мисс Вудхаус, говорите. Ни к чему мне об них думать. Я и не буду больше», — но на деле ничего не менялось, и менее чем через полчаса Эмма наблюдала у своей подруги прежнее беспокойство по поводу приезда Элтонов. Наконец мисс Вудхаус решилась испробовать новое средство.

— Столько думая о его женитьбе и так из-за нее огорчаясь, вы, Харриет, бросаете мне самый тяжкий из всех возможных упреков. При всем желании не могли бы вы больнее укорить меня за мою ошибку. Поверьте, я и не отрицаю своей вины. Обманувшись сама, я горько обманула вас и всегда буду сожалеть об этом. Не думайте, будто я могла забыть.

До глубины души взволнованная этими словами, мисс Смит смогла ответить лишь несколькими восклицаниями.

— Я не прошу, Харриет, чтобы вы сдерживали ваши чувства из сострадания ко мне, чтобы ради меня старались меньше думать о мистере Элтоне и реже его поминать. Нет, я прошу вас об этом ради вас самой, ради того, что много важнее моего комфорта. Я бы хотела, чтобы для собственного вашего блага вы научились лучше собою владеть, яснее сознавали свой долг и блюли приличия во избежание пересудов. Тогда вы сберегли бы свое здоровье, защитили доброе имя и вернули себе утраченный покой. Только по этой причине прошу я вас не говорить более о мистере Элтоне. Она, эта причина, очень серьезна, и мне жаль, что вы не сознаете ее в полной мере и не руководствуетесь ею в жизни. Собственная моя боль играет здесь второстепенную роль. Прежде всего я желала бы уберечь от боли вас. Признаюсь, я уж не раз думала: «Нет, Харриет не забудет о том, что должна… вернее, о том, что было бы с ее стороны проявлением доброты ко мне».

Последний довод воздействовал на чувства мисс Смит сильнее всех предыдущих. Сама мысль, что ее благодарности и внимания мисс Вудхаус, которую так горячо любит, недостаточно, оказалась для нее мучительна. Утешительные заверения Эммы смягчили боль, но урок был усвоен достаточно твердо, чтобы Харриет и в дальнейшем вела себя подобающе.

— О, мисс Вудхаус! Вы мой самый, самый лучший друг! Никто с вами не сравнится, никто так много для меня не сделал, никого я так не люблю! О как я могла быть столь неблагодарной!

И эти слова, и голос, каким они были сказаны, и отчаянные взоры, их сопровождавшие, глубоко тронули Эмму. Никогда прежде она так не любила Харриет, никогда так высоко не ценила ее дружбы. «Ничто в человеке не может быть прекрасней и притягательней нежного сердца, — подумала Эмма впоследствии. — Сердечная теплота вкупе с искренностью в обращении сильнее располагает к себе, чем самый ясный разум. Потому-то все так любят и папеньку моего, и Изабеллу. Сама я лишена этой добродетели, но умею ценить ее и уважать. В том, что касается очарования и блаженства, которые дарит человеку мягкое сердце, Харриет стоит гораздо выше меня. Милая Харриет! Я не променяю тебя даже на самую трезвомыслящую, дальновидную и мудрую из всех женщин. Ох уж эта Джейн Фэрфакс с ее холодностью! Харриет стоит сотни таких. А как будущей супруге ей и вовсе цены нет. Не стану называть имен, но счастлив тот мужчина, который разлюбит Эмму и полюбит Харриет!»

Глава 14