Эмма

В неменьшей степени удовлетворил Эмму и разбор того, что чувствовал Фрэнк Черчилл: «Он, несомненно, очень в меня влюблен — очень. Все указывает на это. Ежели он приедет снова и станет продолжать за мной ухаживать, мне следует соблюдать осторожность. Обнадежить его будет непростительно, ведь я уже все для себя решила. Не то чтобы я прежде его поощряла… Нет, если б он воображал, будто я разделяю его любовь, он не казался бы так несчастен. При нашем расставании он и говорил, и вел бы себя иначе. И все же я должна быть осторожна. Нужно опасаться возможного развития его привязанности, хоть я и не знаю вовсе, будет ли она развиваться. Мне неизвестно, такой ли он человек, свойственно ли ему постоянство. Чувства его горячи, но, вероятно, переменчивы. Словом, с какой стороны ни взгляни, хорошо, что счастье мое от него не зависит. Пройдет немного времени, и я совершенно исцелюсь. Все будет позади, останется лишь приятное воспоминание. Говорят, что каждый человек влюбляется однажды, так я, пожалуй, отделаюсь легко».

Когда от Фрэнка наконец пришло письмо, миссис Уэстон показала его Эмме. Читая его, она ощутила такое удовольствие, такое восхищение, что сперва даже покачала головой, подозревая, будто недооценила силу собственных чувств. Пространное послание было писано изящным слогом. Мистер Черчилл обстоятельно повествовал о путешествии из Рэндалса в Энском, выражая естественные и похвальные чувства привязанности, благодарности и уважения к тем, кого покинул. Всякая деталь, могущая быть интересной, живописалась одухотворенно и метко. Избегая ненужных извинений и сожалений, Фрэнк Черчилл изъяснялся на языке искренней симпатии к миссис Уэстон. Те различия между Энскомом и Хайбери, которые касались высших благ человеческого общения, затронуты были лишь настолько, чтобы читатели поняли: Фрэнк остро ощущает эту пропасть и сказал бы больше, если б не боялся проявить неучтивость. Мисс Вудхаус упоминалась в письме не единожды, и всякое упоминание содержало в себе нечто приятное: похвалу ее вкусу или повторение сказанных ею слов. В последний же раз, когда Эмма встретила в письме свое имя, оно не было украшено пышным венком комплиментов, но простые слова показались ей особенно приятны и лестны, ибо даже в них ощущалось, до какой степени она небезразлична писавшему. В самом низу страницы, в уголке, стояло: «Во вторник я, как вы знаете, не успел проститься с очаровательной маленькой приятельницей мисс Вудхаус. Покорнейше прошу вас извиниться за меня перед нею и выразить ей мои добрые пожелания». Конечно же — Эмма нисколько в этом не сомневалась, — он не вспомнил бы о Харриет, не будь она ее подругой. Что же до положения дел в Энскоме, то оно оказалось таким, как и следовало ожидать: здоровье тетушки постепенно поправлялось, — но племянник пока даже в мыслях не смел назначить время своего возвращения в Рэндалс.

Сложив письмо и возвратив миссис Уэстон, Эмма мысленно отметила, что, как оно ни радовало и ни обнадеживало, чувства ее не сделались горячее. Она по-прежнему могла счастливо жить без мистера Черчилла, а значит, и ему надлежало учиться жить без нее. Намерения Эммы не изменились, однако воображение получило новую пищу: теперь она думала не только о том, как откажет своему поклоннику, но и о том, как он впоследствии счастливо утешится. Его упоминание об «очаровательной маленькой приятельнице мисс Вудхаус» подсказало Эмме новую мысль: а не способна ли Харриет занять ее место в сердце мистера Черчилла? Так ли это невозможно? Отнюдь. Харриет, конечно, неизмеримо уступает ему умом, но он так хвалил очаровательную бесхитростность манер и миловидное личико мисс Смит! Да и прочие обстоятельства благоприятствовали их сближению. О, для Харриет такой союз был бы истинным подарком судьбы! «Нет, не стану никому об этом говорить, — сказала себе Эмма. — Даже думать не стану. Мне уже известно, до чего доводят подобные размышления. Но ведь случались и более удивительные вещи. Когда наше взаимное увлечение пройдет, это послужит установлению между нами той простой и искренней дружбы, о которой я мечтаю уже теперь».