Произошедшая перемена огорчала Эмму. С тех пор как Фрэнк Черчилл приехал, они виделись почти ежедневно. Его пребывание в Рэндалсе сообщило ее жизни новое дыхание, неясное, но сильное. Каждое утро сулило встречу с ним, удовольствие от знаков его внимания, наслаждение его живостью, его изящными манерами! Минувшие две недели были прекрасны — тем горше Эмма тосковала, возвращаясь в обыкновенное русло хартфилдских будней. В довершение всех своих достоинств, он почти объяснился ей в любви. Насколько глубоко и постоянно его чувство — то был другой вопрос, в настоящее же время Эмма не сомневалась в том, что он пылко восхищается ею и отдает ей сознательное предпочтение перед прочими барышнями. Этот последний разговор вкупе со всем остальным вынудил ее ощутить, что и она, вероятно, чуточку влюблена во Фрэнка Черчилла, невзирая на данный себе зарок. «Очевидно, так и есть, — думала она. — Это безразличие ко всему, эта усталость, эта вялость ума, вследствие которой так трудно становится чем-то себя занять, все в доме кажется пресным и скучным… Да, должно быть, я влюблена — по меньшей мере на несколько недель. В противном случае я самое странное существо на свете. Что ж, где для одних печаль, там для других радость. Многие разделят мое сожаление если не об отъезде Фрэнка Черчилла, то о несостоявшемся бале, ну а мистер Найтли, напротив, будет рад. Теперь ничто не помешает ему провести вечер в обществе разлюбезного Уильяма Ларкинса, как он и хотел».
Мистер Найтли, однако, ничем не выдал своего торжества. Он не мог сказать, будто огорчен сам (бодрый вид его изобличил бы неискренность этих слов), но сказал вполне спокойно и серьезно, что ему печально видеть огорчение других, и сердечно прибавил:
— Для вас, Эмма, это большое разочарование, ведь вам так редко представляется возможность потанцевать. Очень, очень жаль!
Несколькими днями позже Эмма повстречалась с Джейн Фэрфакс, ожидая увидеть на ее лице печаль, вызванную произошедшей переменой, но увидела лишь пренеприятное хладнокровие. Правда, все это время ей очень нездоровилось: по словам мисс Бейтс, ее мучили столь сильные головные боли, что, даже если бы бал состоялся, она, быть может, все равно не смогла бы прийти. Узнав об этом, Эмма милостиво приписала неподобающее равнодушие Джейн Фэрфакс слабости после болезни.
Глава 13
Последующие дни не поколебали уверенности Эммы в том, что она влюблена. Единственное, о чем ее мнение переменилось, была глубина чувства: сперва оно казалось ей сильным, позднее — легким. Эмме нравилось, когда кто-нибудь говорил о Фрэнке Черчилле, и потому она с еще большим удовольствием, чем прежде, виделась с мистером и миссис Уэстон. С нетерпением ждала она письма, желая узнать, благополучно ли Фрэнк доехал до места и в каком расположении духа пребывает, как здоровье миссис Черчилл и можно ли надеяться на его возвращение в Рэндалс весной. Между тем Эмма не могла сказать, что чувствует себя несчастной. Апатия первых часов разлуки миновала, и мисс Вудхаус сделалась по-прежнему бодра и деятельна. Как ни приятен ей был Фрэнк Черчилл, она могла предположить у него кое-какие недостатки. Размышляя о нем за рукоделием или рисованием, она на тысячу разных ладов воображала дальнейшее развитие их взаимной симпатии: занимательные беседы, изящные письма. Всякий раз в конце концов он делал ей предложение, но она всякий раз ему отказывала. Любовь превращалась в дружбу. Их расставание рисовалось Эмме очаровательно нежным, и все же они непременно расставались. Подметив эту особенность своих грез, Эмма поняла, что, пожалуй, влюблена совсем не сильно. Да, она твердо решила никогда не покидать папеньки, никогда не выходить замуж, но, будь ее чувство глубже, ей было бы гораздо тяжелей не нарушить самой себе данного обещания.
«Я ведь совсем не думаю о жертве и даже не произношу в мыслях своих такого слова, — рассуждала Эмма. — Воображая наше объяснение, ни в одном из моих мудрых и деликатных ответов я не говорю, чтобы мне приходилось чем-то жертвовать. Видимо, по-настоящему он и не нужен мне для счастья. Ну и тем лучше. Я, конечно же, не стану себе внушать, будто чувства мои сильнее, нежели есть на самом деле. Мне их вполне довольно: будь они глубже, я бы об этом жалела».