Эмма

Такая горячность в споре о балах выдавала в мистере Фрэнке Черчилле страстного любителя танцев. Эмму несколько удивило, что кровь Уэстонов столь явно взяла в нем верх над традициями Черчиллов. Казалось, он в полной мере унаследовал живость, веселость и общительный нрав отца, будучи совершенно чужд черчилловского высокомерия. Пожалуй, ему бы даже не повредило чуточку больше гордиться своим происхождением, ведь его желание быть на дружеской ноге со всеми подряд, не разбирая званий, очень уж тесно граничило с грубостью. Но, вероятно, ему попросту никогда не приходилось иметь дела с низшими сословиями, а посему не следовало строго судить его за то, что было всего лишь следствием веселости и широты натуры.

Наконец дамы убедили своего спутника идти дальше. Проходя мимо дома, где жили миссис и мисс Бейтс, Эмма вспомнила, что накануне он собирался у них побывать, и спросила его об этом.

— Ах да! Я как раз хотел рассказать вам. Визит был удачный. Я застал всех трех дам. Кстати, благодарю вас за предупредительный намек: я бы, верно, не выдержал тетушкиной говорливости, будь она для меня неожиданностью. А так я остался жив, хотя и просидел у них гораздо дольше, чем было бы разумно. Десять минут — этого вполне могло хватить, к тому же я обещал отцу, что буду дома раньше его. Но нет, я решительно не знал, как спастись от этой дамы. Ни на секунду она не умолкала. Когда вошел мой родитель (он уж меня обыскался), я, к чрезвычайному своему удивлению, обнаружил, что просидел почти три четверти часа. Раньше этого срока добрая леди никак не хотела меня отпускать.

— Какова показалась вам мисс Фэрфакс?

— Болезненна, очень болезненна. Хотя, полагаю, о молодых дамах не следует так говорить. Верно, миссис Уэстон? Дама не может выглядеть дурно. А ежели серьезно, то мисс Фэрфакс всегда так бледна, что можно заподозрить в ней нездоровье. Ее коже, увы, очень недостает краски.

Эмма не могла согласиться с такой оценкой и принялась с жаром защищать цвет лица мисс Фэрфакс: быть может, она и не могла похвастаться румянцем, но и болезненной ее называть не следовало. Такая нежная бледность придавала чертам своеобразную изысканность. Почтительно выслушав свою спутницу, мистер Фрэнк Черчилл ответил, что прежде ему уже говорили подобное, однако сам он превыше всякой изысканности ценит здоровье: румянец преображает даже посредственные черты, а ежели лицо красиво и притом имеет здоровый цвет… Ах, к счастью, ему нет нужды описывать словами, каково это.

— Что ж, — молвила Эмма, — о вкусах не спорят. Но, полагаю, ежели оставить цвет лица в стороне, то вы не можете не восхищаться мисс Фэрфакс.

Фрэнк Черчилл, смеясь, покачал головой:

— Для меня мисс Фэрфакс и цвет ее лица неразделимы.

— Часто ли вы встречались с ней в Уэймуте? Часто ли бывали в одной компании?

В эту минуту они приблизились к лавке Форда, и мистер Фрэнк Черчилл поспешил воскликнуть:

— О! Это, должно быть, тот самый магазин, который, как говорил отец, все здешние жители посещают каждый божий день! Он сам, по его собственным словам, бывает в Хайбери по шесть раз на неделе и всегда имеет поручение к Форду. Ежели это не доставит вам неудобства, прошу вас, войдемте: я тоже должен что-нибудь здесь купить, чтобы сделаться истинным гражданином Хайбери. Перчатки здесь, конечно, продаются?

— Да! И перчатки, и все прочее. Ваш патриотизм меня восхищает. Еще до того, как вы приехали, вас здесь любили как сына мистера Уэстона. Но выложите полгинеи у Форда, и можно считать, что популярность сполна вами заслужена.

Они вошли. Пока продавец раскладывал перед ними цилиндры из бобрового фетра и аккуратные свертки йоркских перчаток, мистер Фрэнк Черчилл сказал:

— Прошу меня простить, мисс Вудхаус: в тот момент, когда во мне вспыхнула amor patriae[9], вы что-то сказали… вернее, спросили. С вашего позволения, я не хотел бы оставить ваш вопрос без ответа. Уверяю вас, радости частной жизни для меня дороже всякой славы, даже самой обширной.

— Я всего лишь хотела знать, много ли вы виделись с мисс Фэрфакс и ее спутниками в Уэймуте.

— Ах вот о чем вы спросили… Но можно ли спрашивать меня о таком? Степень знакомства всегда определяет дама, и мисс Фэрфакс, я полагаю, уже вам ответила. Я не хотел бы приписать себе больше, нежели она находит допустимым.

— Боже правый! В своих ответах вы не менее осторожны, чем она сама. В ее рассказе столько умолчаний, она так сдержанна, так скупа, что вы можете свободно говорить о вашем знакомстве, не боясь вступить с ней в противоречие.

— В самом деле? Тогда я скажу правду — это мне более всего по душе. В Уэймуте мы встречались часто. Я знал Кэмпбеллов и прежде, а на водах мы продолжили наше приятельство. Полковник Кэмпбелл — славный человек, миссис Кэмпбелл — приветливая добросердечная дама. Все они мне симпатичны.

— Думаю, вам известно, каково положение мисс Фэрфакс? Какое будущее ее ждет?

— Да, — ответил Фрэнк Черчилл не без некоторых колебаний. — Полагаю, известно.